нежданным и пронзительным счастьем: вокруг нее вдруг опять была любимейшая музыка любимейшего композитора, любимые до судороги голоса знакомых с детства оркестровых инструментов, любимая сцена любимого и самого лучшего на свете театра…
И этому не предвиделось конца, все еще лежало впереди: три действия чарующей власти музыки, невесомого танца, целых три действия и еще два антракта – не считая этого! – будет вокруг счастливая толчея фойе, золотой дымок сияющих люстр, праздно веселая публика, и… и военный моряк, осторожно шаркающий рядом по паркету. При мысли о нем в Надиной душе шевельнулось нечто внезапное, но счастливое до отчаяния, щедро расплавленного в пекле всепоглощающей радости: она молода, еще почти красива, у нее упругая высокая грудь и ровные ноги, она еще может пленять незнакомых мужчин, она еще все может – все, все, все! – В буфет сходим? – робко предложил военный, аппетитно дохнув горячей горечью сжеванной в одиночестве шоколадки. Надя кивнула с короткой полуулыбкой, по ее мнению таящей загадочный полунамек на что-то еще, лихо встряхнула рассыпающимися волосами – они миновали выход в вестибюль, поднялись на лестничную площадку и неспешно взошли по сладкому, скользкому мрамору пологих, как берег, ступеней.
На переходе, ведущем к буфету, возвышался никелированный двухъярусный стол, где дородная официантка, хрустя при каждом движении свеженакрахмаленной блузкой, предлагала всем проходящим пирожные и нечто для питья, уже разлитое в искристые фужеры. – Это что, лимонад, да? – спросил военный, замедлив шаги и огибая недлинную очередь. – Обижаете, товарищ командир! – густо накрашенное лицо расплылось в улыбке. Надя бросила ревнивый, молниеносный взгляд: из бюста официантки, конечно, можно было выкроить пять ее собственных, но все прочее выглядело совершенно безобразно. – Шам-панское! – Выпьем? – все так же нерешительно-осторожно спросил военный, оборотив к Наде робкий домик своих усов.
Выпьем… – она задумалась лишь на секунду, трезво вспомнив, что кошелек со всеми деньгами остался в портфеле на вешалке, и тут же сорвалась с якоря, понеслась дальше, влекомая струей все того же сладкого, неожиданного восторга от чудесного совпадения случайностей, подаривших ей этот вечер: – Выпьем!!! – А пирожное не хотите? На закуску, так сказать. – Хочу! – Надя опять бесшабашно тряхнула несуществующей прической.
– Все хочу. Буше возьмите мне, пожалуйста! – Это?.. – военный неуверенно ткнул длинным пальцем в барочный узор покрытого кофейным кремом "суворовского". – Нет – ровное, с шоколадным верхом. Осторожно – боясь расплескать живую дрожащую влагу – приняла Надя из рук спутника холодный до запотелости фужер, подержала его перед собой, жадно вбирая кружащий голову пьяный дух волшебного и давно забытого ею вина, потом посмотрела на свет сквозь ежесекундно срывающиеся со стенок серебряные шарики воздуха и наконец поднесла к губам. – За наше случай-ное знакомство! – нараспев произнесла она и прежде, чем военный успел с нею чокнуться, в три глотка выпила обжигающее с непривычки вино, оказавшееся таким терпко сухим, что перехватило горло.
