которое все бюджеты сразу делит пополам и половину кладет в карман. Мне «анализ освещения деятельности правительства Москвы в СМИ» за лям долларов совесть не позволяет делать. Я честный флибустьер – возьму свои законные десять процентов, и то на круг с партнерами. Можно разбить траншами – если по ходу не понравится, контракт свернем.
– Ты не понял. Про мою комиссию забыл, братец? – Алексей опять остановился и вопросительно посмотрел на приятеля.
– Почему забыл? Твоя доля там уже, внутри. Я вместе с ней считаю.
Арсентьев развернулся на каблуках. Над ними висела вывеска Club Che, а с витрины смотрел набивший оскомину размазанный лик Че Гевары.
– Заглянем, компаньеро?
Они зашли в просторный зал, уставленный нарочито грубой и слегка обшарпанной деревянной мебелью, с большим кубинским флагом и противогазами на грязных стенах. Вероятно, по мнению романтически настроенных посетителей этого китчевого места, именно так должны выглядеть народные бары в Гаване, в которых собирается рабочий класс и трудовая интеллигенция, чтобы в клубах сигарного дыма, за чашкой кофе и бутылкой рома обсудить последние новости с фронта борьбы за освобождение человечества от ига мирового империализма. Если бы трудящиеся острова Свободы увидели прайс-меню московского убежища почитателей команданте Че, вся революционная дурь тут же вылетела бы у них из головы.
– На антресоль? – спросил Кирилл.
Арсентьев кивнул.
– Мы наверх, – бросил он потному объемно-модульному негру за барной стойкой. – Два мохито нам принеси.
Потемкин и Алексей поднялись на балкончик и уселись на плетеных стульях за столиком. Кирилл оценил ход Арсентьева: допуская, что в «Старой площади» его могли пасти, он как бы вывел конфидента на минуту и организовал этот экспромт.
– Как там на Гетманщине? – склонившись над столиком, мягко спросил Алексей. – Как пани Ганна?
Кирилл привык к тому, что Арсентьев знает все, и ожидал этого вопроса.
– Пани Ганна все краше и краше.
– Кира, мне, по большому счету, все равно, на кого ты работаешь, кроме меня.
Потемкин понимал, что все спецслужбы подозревали его в работе на конкурирующую контору. В этом было определенное преимущество, так как подобный ореол ограждал от попыток вербовки. Он был как легендарный неуловимый ковбой Джо, который никому, кроме самого себя, в общем-то, не нужен.
– Я работаю на Моссад, это общеизвестно.
– Будем считать, что на Моссад. Мне важно, чтобы ты работал и на меня, и чтобы о содержании наших взаимоотношений больше никому не было известно, даже товарищам из «Детского мира», – он кивнул куда-то в ту сторону, где, по идее, была Лубянка. – Особенно в свете последних договоренностей. Надеюсь, это понятно?
Кирилл кивнул. Арсентьев ткнул в него указательным пальцем:
– Мне интересно, что она хотела конкретно от тебя.
Кирилл
