устроен так, что может вычленить из любого гама совсем тихие звуки. Если они намекают на опасность. Это умение, унаследованное нами от диких предков, само собой, нуждается в тренинге. Однако я такой тренинг уже прошел, и скрип, сопровождавший открывание ворот, уловил даже раньше, чем собаки. Собаки-то – больше на нюх, а если ветер неудачный…
Впрочем, не успела моя рука принять вертикальное положение, а псы уже зашлись истошным лаем.
И почти сразу умолкли. Мой слух уловил громкое чавканье. Кудлатых сторожей не убили – подкупили. Хотя псины вряд ли взяли бы мясо у кого-то совсем чужого…
– На человека брехали… – дрогнувшим голосом поведал нам старина Пэр.
Мудрое замечание.
Его жена ахнула и уронила кувшин. В воздухе вкусно запахло простоквашей.
Ясно, что на человека. Зверь собачек угощать не станет. И друг – тоже.
Значит – враг?
Снаружи заскрипел снег. Трое. Или четверо. На лыжах. Ага, перед дверью остановились. Должно быть, снимают лыжи перед тем, как войти в дом. Из вежливости или потому что на лыжах неудобно драться?
Кожаный полог откинулся, пропуская в дом заряд мелкого снега и троих мужчин в добротной меховой одежке… И с копьями.
Старший сын Пэра, Льот Рукавичка, потянулся к топору, но я чуть заметно покачал головой.
– Ты – новый хозяин грэнда? – не очень вежливо поинтересовался кряжистый мужик с сосульками в бороде. Он распахнул доху, показав богатый пояс с мечом.
Его спутники рассредоточились. С копьями на изготовку.
Если их только трое и снаружи никого не осталось, я, пожалуй, управлюсь сам.
Двое «пристяжных» не выглядят заядлыми рубаками.
А вот кряжистый может быть опасен. Копье держит чуть на отлете – удобно для броска. Левая рука – под полой дохи, а там может быть всё что угодно, но скорее всего – швырковый нож. Копье – ладно. Его полет предсказуем. Поймаю или увернусь. А вот ножик в условиях ограниченности маневра может быть чертовски неприятен. Правда, между нами – два опорных столба и стол. Так что я пока в относительной безопасности. Чего нельзя сказать о моих домочадцах.
– Ты – новый хозяин грэнда?
– Я хозяин.
– Твое? – На стол упали мои портянки, опрометчиво оставленные в лодочном сарае.
Пара не слишком свежих тряпок вряд ли могла считаться серьезной уликой для суда.
Да только что мне можно предъявить? Сломанную дверь? Поломанную лодочную скамью?
– Мое, – не стал я отнекиваться.
Чего уж там! От сарая мы с Рунгерд перли сюда, можно сказать, напролом. А с той поры не выпало ни снежинки.
Как позже выяснилось, улики оставил не только я. Рунгерд в спешке тоже посеяла один из амулетов. Очень характерный. Впрочем, они здесь все – характерные. Ручная работа.
– Мое имя Хегин. Хегин, сын Бруни. Земля, на которой стоит этот (соседушка топнул ногой) дом, – моя!
Неожиданное заявление. Мне сразу захотелось сделать Хегину Брунивичу какое-нибудь непристойное предложение. Например,
