ее в больницу, а через час они мне перезвонили. У нее оказался менингит. Я говорила с ней, голос был совсем слабый. Я скорей в машину, к ней – а я тогда жила в Бостоне. Пол поехал со мной. Мы не успели, она умерла за полчаса до нашего приезда. Врачи ничего не смогли сделать. Вот так стремительно все произошло. – Хоуп говорила, а по щекам ее медленно катились слезы, однако лицо ее было бесстрастным. Финн был потрясен и растерян. История произвела на него сильное впечатление. – В летние месяцы она танцевала в Нью-Йоркском театре балета. Сначала она думала целиком посвятить себя балету и не поступать в колледж, но сумела совместить то и другое. В театре ей давно предлагали постоянную ставку, после диплома или раньше – только скажи. Она была балерина от бога! – Потом добавила: – Мы называли ее Мими. – Хоуп продолжила едва слышно: – Мне ее так не хватает! Ее смерть стала для ее отца страшным ударом. Мими была для него последней соломинкой. К тому времени Пол уже несколько лет как был болен и выпивал тайно от меня. Когда Мими не стало, он страшно запил – пил три месяца кряду. Потом один из его коллег по Гарварду уговорил его лечь в клинику, после чего Пол бросил пить. Но он еще до этого принял решение, что не станет больше со мной жить. Может, наша совместная жизнь возвращала его к мыслям о дочери, о нашей утрате. Пол продал бизнес, купил яхту и ушел от меня. Сказал, что не хочет, чтобы я сидела и ждала его смерти, что я достойна лучшей участи. Но на самом деле смерть Мими стала для нас обоих таким ударом, что наш брак просто утратил смысл. Мы поддерживаем дружеские отношения, но всякий раз, как видимся, неизбежно думаем о нашей дочери. Он подал на развод, а я уехала в Индию. Мы по прежнему любим друг друга, но мне кажется, Мими мы оба любили сильнее. С ее уходом от нашего брака ничего не осталось. Мы словно умерли вместе с нею. Пол уже не тот человек, каким был, да и я, наверное, тоже. Трудно пережить такое и остаться прежним. Вот и вся история, – печально закончила она. – В Лондоне я не хотела тебе об этом рассказывать. Ни Пол, ни я обычно не говорим об этом с посторонними. Слишком больно вспоминать. Без нее моя жизнь очень изменилась – да нет, она стала совсем другой. Теперь она целиком посвящена работе. Ни для чего другого просто нет места. Я люблю свое дело, и это помогает.
– Боже мой! – прошептал Финн. Глаза его увлажнились. Сочувствуя Хоуп, он не мог не думать о собственном сыне. – Даже представить не могу, через что вы с мужем прошли. Я бы не вынес!
– Да и мы вынесли с трудом, – согласилась она, а Финн подошел и, присев рядом, обнял ее за плечи. Хоуп не возражала. Ей было легче чувствовать рядом другого человека. Она терпеть не могла говорить на эту тему и очень редко это делала, хотя на снимки на стенах смотрела каждый вечер и думала о дочери непрестанно. – Мне очень помогла Индия. И Тибет. Я набрела на удивительный монастырь в Гандене, и наставник у меня был необыкновенный. Это он помог мне примириться с моим горем. У нас же действительно нет выбора.
– А муж? Как он теперь это воспринимает? Пьет?
– Нет, но за последние три года Пол очень постарел и физически сильно сдал. Трудно
