в десять раз богаче Рустановичей, но не имели того уюта и той дружеской атмосферы, которая царила там. Они отличались во всей округе своей неимоверной скупостью. Повседневное питание у них всегда было отвратительное. Прислуге жилось плохо, их никто не любил, чрезмерная бережливость всех раздражала. Особенно потому, что никакого основания на это не было. Савицкого звали Ксенофонт Силыч, его жену Агриппина Григорьевна. Имена необычные, видимо, по старинушке священник давал то имя, которое обозначалось в календаре в день крестин. Биография Ксенофонта Силыча была тоже необычная. Был он единственный сын у богатых родителей. По окончании гимназии в городе Елизавет-граде родители послали его в Петербург в агрономический институт. Будучи уже на втором курсе, он влюбился в дочь швейцара того дома, где снимал комнату.
По рассказам современников, девушка была необыкновенной красоты и было ей всего шестнадцать лет. Вернувшись домой на летние каникулы, он сразу же объявил родителям о своем намерении жениться на этой девушке. Конечно, посыпались упреки, угрозы, возмущение, но он крепко стоял на своем и заявил, что если родители ее не примут, то он покинет отцовский дом навсегда. Они упросили его окончить сначала агрономический институт, тем более что девица была еще полуребенок. На это он согласился, вполне уверенный в себе и в своей возлюбленной. Родители лелеяли надежду, что за год он передумает и все образуется, но Ксенофонт Силыч не переменился. Он так же был влюблен в молодую Грушу, как и в первый день встречи с ней.
Чтобы сохранить сына в родовом имении, пришлось уступить. Очень скромная свадьба состоялась на Васильевском острове, там, где жили родители Груши. Затем Савицкие купили им ферму в предместьях Петербурга, обеспечили их и вместе с молодыми уехали к себе в имение на юг.
Немедленно нанялись преподаватели, появилась француженка. Груша, еле грамотная на своем языке, погрузилась в изучение незнакомых ей предметов. Говорят, что она делала это не только добросовестно, но с большой охотой и прилежанием. Хорошим манерам она научилась так быстро, что через год ее больше нельзя было отличить от других молодых женщин, живущих в окрестностях и посещавших семью Савицких. Подружившись с ее дочкой Таней, я вспоминаю ее как совсем светскую даму, всегда нарядную, со вкусом одетую, веселую и приветливую.
Тот факт, что Раздол достанется им, а не совсем чужим людям, смягчал мое горе. Таня и брат ее Коля часто мне говорили: «Мы, наверное, переедем жить в твой Раздол, тогда ты будешь приезжать к нам в гости».
Накануне отъезда в институт я съездила верхом попрощаться с тетей Сашей, помолиться на ее могиле. Зашла к отцу Александру, повидала матушку. Их бесчисленные ребята играли в саду и, как полагается, ссорились. Батюшка понял боль моей разлуки с любимым гнездом и особенно душевно меня благословил.
Учебный год оказался очень трудным. Второй класс приближал нас к аттестату зрелости. Надо было серьезно
