в разговор высокий Ольвэ, поглаживая медальон с фамильным драгоценным гербом, висевший на серебряной цепи. – И перевал, и старый тракт пользуются дурной славой. Там исчезают торговые караваны, все стараются обойти эти места стороной.
В шатре поднялся шум, воины горячо спорили. Это были опытные путешественники, каждый из них имел собственное представление о правильности маршрутов. В конце концов от бесконечного равномерного гудения у Стаффорда заболела голова.
– Я не хочу излишне рисковать, – наконец вымолвил Ламберт после раздумий, и воины тут же примолкли. – Мы пойдем на Фогфелл.
Стоило ему озвучить окончательно решение, как наступившую хрупкую тишину вдребезги разбил звериный вой. Словно посреди ночи вервольф выл на прозрачную луну, едва проявившуюся на небе.
– Дикий вепрь? – переглянулись воины.
– Скорее Бигдиш, – буркнул себе под нос Лукай.
Бигдиш трясся от страха, когда лекарь Герон смешивал в деревянной плошке разноцветные порошки с водой. Тщедушный очкарик с торчавшими в разные стороны патлами приподнял фарфоровую палочку, и от кончика к зелью потянулась ярко-зеленая тягучая нить. Неожиданно она звонко лопнула, повисая на краях плошки рваным жгутом, и Бигдиш вздрогнул от неожиданности.
– Почти, почти, – пообещал кудесник, косясь на раненого лучника.
В стеклышках лекаревых очков отразилось пламя факела, но лучнику показалось, что глаза Герона вспыхнули демоническим огнем. Бигдиш окончательно оробел, костеря себя последними словами, что обратился к какому-то шарлатану, явно страдавшему душевным расстройством.
В лекарской палатке остро пахло сушеными травами и стоял особенный запах болезней. Беспокойно горел единственный факел, и полог раздувался на холодном сквозняке. На топчане были аккуратно разложены на чистой тряпице стальные, хорошо отполированные инструменты, от одного вида которых Бигдиш мог бы потерять дар речи, если бы подобной подлости не случилось с ним несколько раньше из-за распухшего, практически не умещавшегося во рту языка.
– Как-то ты невесел, воин, – пробормотал лекарь и бросил в порошок щепоть чего-то ярко-красного и явно очень ядовитого.
Бигдиш только испуганно округлил глаза и промычал нечто нечеловеческое, ему самому непонятное.
– Надо бы бороду побрить, – почмокал губами Герон, прицениваясь к реденькой растительности на вспухшем лице лучника.
Тот только страдальчески замычал, а кудесник уже схватил хорошо заточенный тесак, словно намеревался перерезать пациенту горло. От страха Бигдиш зажмурился, лишь только почувствовав, как острая кромка клинка царапнула кожу. Что-то прохладное легло на горевший огнем порез. Боль медленно отпускала, а лицевые мышцы странно дубели. Одно обстоятельство волновало Бигдиша – от мази шел очень уж неудобоваримый запах, прямо надо сказать, настоящее зловоние. Да такое сильное, что заслезились чуть
