был неизбежен, поскольку последняя занимала сильную позицию, а Кейтель, глава Верховного командования вермахта, был известен про-партийными настроениями.
Мы часто обсуждали личность Канариса, с его зачастую противоречивыми приказами и порой непостижимыми намерениями. Этот низенький человек с копной седых волос, должно быть, прекрасно смотрелся на мостике корабля, а его большие голубые глаза, неизменно умные и бдительные, выдавали в нем офицера старого имперского флота. Он пользовался любой возможностью, чтобы сменить свою адмиральскую форму на штатское платье. Утром в день своего прибытия он устроил смотр встречавшему его строю офицеров. Ему называли имена, а он пожимал каждому руку, приветствуя старых сотрудников кивком и взглядом прищуренных глаз. Канарис избегал произносить готовые речи и ограничивался немногими энергичными, порой забавными фразами, умея парой предложений кристально ясно выразить свою точку зрения. В разговоре с двумя-тремя людьми с него быстро спадала маска отчужденности, и тогда он раскрывался как великий знаток человеческого ума. В его приятном, мягком голосе звенела сила внутреннего убеждения, за которым стояли десять лет успешной работы в разведке. Перед войной видная английская газета, намекая на греческую фамилию и происхождение Канариса, писала: «Главой своей военной разведки Гитлер сделал самого восточного из своих офицеров». Это был смелый выпад в адрес нацистов с их расовым комплексом, но относительно Канариса автор попал в самую точку, вероятно не зная этого. Сочетание в Канарисе непроницаемости, ума и хитрости казалось его врагам тем более тонким, поскольку оно редко встречалось у старших офицеров вермахта. Но никто не знал Канариса до конца, даже самые близкие к нему люди. Сразу же после войны начались бесконечные дискуссии по поводу мотивов, которыми он руководствовался, но в тот момент мы знали лишь то, чего он не хочет – а именно какого-либо нарушения неписаных законов гуманности. В этом отношении он никогда не отступался от решительного отрицания ложных ценностей, которым поклонялись в Германии времен Третьего рейха, хотя, как опытный солдат, он хорошо знал, что война диктует свои законы.
Канарис одобрительно выслушал мои довольно общие рассуждения о положении IIIF в Нидерландах и спросил, каковы мои впечатления от нескольких проведенных здесь недель.
– Только старайтесь покороче, – сказал он. – Всем известно, что ничей предшественник никогда не справлялся со своими обязанностями.
Все одобрительно усмехнулись, обрадовавшись, что избавлены от необходимости обсуждать неприятные вопросы.
На этот раз Канарис снова остановился в Вассенаре у своего старого друга, капитана Ричарда Патцига. До 1937 года этот почти семидесятилетний человек, известный как «дядя Ричард», был одной из главных фигур штаба абвера при ОKB в Берлине, где в то время возглавлял отдел контрразведки. С 1938 года Патциг, удивительно хорошо сохранившийся, жил в Вассенаре,
