сдачи меня научили уже в доме отца. Прислуга потакала холодному отношению леди Элис и старалась ей угодить, не накормив меня вовремя или не передав послание папы. Я рано поняла, что, если хочу, чтобы меня уважали и мои приказы исполнялись, нужно менять поведение и отстаивать свое мнение. Особенно это касалось Лукаса и Кортина. Для них не существовало понятия «личное пространство», они желали сунуть нос во все, что я делала.
С того момента, как я установила на свое сознание защиту, братья не могли копаться в моих мыслях, но отца это не касалось. И пусть он был высокомерным, а порой жестоким, я уважала и ценила его. Он умел быть справедливым, никогда не ругал меня забавы ради. Никогда не позволял наговорить гадостей, кроме того случая, когда я появилась в его доме. И он мог защитить меня от нападок, разумеется, когда становился свидетелем издевательства братьев надо мной. Я никогда не ябедничала, но все, что происходило в его отсутствие, отец узнавал. Он пользовался своим даром, просматривая воспоминания супруги, детей и прислуги.
Если мальчишки были виноваты, они получали наказание, невзирая на слезы леди Элис и ее явную нелюбовь ко мне. Лорд Сайрион не вмешивался, если считал, что я должна справиться самостоятельно, давая мне иллюзию выбора и свободы, хотя прекрасно понимал, что я выберу те же методы, что и его сыновья. В дело могли пойти и кнут, и битое стекло в обувь. Это была своего рода игра, воспитание силы духа во мне. Не знаю, как еще это назвать.
Не могу сказать, что моя жизнь в доме лорда Миала была чудовищной, что я была голодной или носила тряпье. Совсем нет. Моя комната не отличалась от других детских, я получала все наравне с братьями.
Но в этом доме не было любви ко мне. Я всегда чувствовала себя чужой, и мне не давали об этом забыть. Леди Элис часто баловала своих сыновей, даже лорд Сайрион порой забывал о своей маске надменного и жестокого министра. Я видела, как они могли играть в пятнашки в саду. Наблюдала из окна комнаты, где со мной занималась няня, а потом и гувернантка.
Я была белой вороной в их семье, и это вряд ли изменится.
– Дорогая, ты и бледной тенью меня никогда стать не сможешь, – едва слышно произнесла мачеха, а я отступила.
– Элис, – одними губами предостерег супругу отец.
Если бы не абсолютная тишина, вдруг воцарившаяся в зале, точно пропустила бы момент появления императора и императрицы.
Я склонилась в реверансе так низко, как могла.
О чудовищном нраве императорской семьи слагались легенды. Это их жажда власти и обладания землями стала причиной десятилетней войны.
Войну мы выиграли. Некогда процветающее независимое государство Иллей вошло в состав империи Авразар. Слишком многие погибли в той бойне, и император справедливо опасался, что на ослабленную страну могут напасть другие королевства. Как и понимал, что сумеет выстоять, но навсегда потеряет магический дар своих подданных, если не озаботится продолжением рода своих лучших магов.
Тогда по его указу
