влияние на владельцев стальных картелей. Как офицер в отставке, он был вхож в круг Гинденбурга. Президент питал к нему глубокое почтение.
Лишь один случай в его карьере получил изрядную огласку. Во время Первой мировой войны он, будучи военным атташе при посольстве Германии в Вашингтоне, занимался сбором информации и подрывной деятельностью в Соединенных Штатах. Однажды он оставил свой портфель в нью-йоркской подземке, из-за чего в руки американцев попали списки его агентуры. В результате его отозвали. Такая оплошность поставила бы крест на его политической карьере где угодно, но только не в Германии.
Геббельс пришел в ярость от назначения фон Папена. Их опять надули. Опять приходилось ждать, а время уходило. Экономический кризис, который так помог нацистам, теперь грозил им неприятностями, так как ущемлял интересы кругов, которые их финансировали. Некоторые компании, первоначально субсидировавшие движение, обанкротились. «И.Г. Фарбениндустри» была вынуждена вдвое сократить выплату дивидендов акционерам.
4
3 июня 1932 года рейхстаг был распущен еще раз. Новые выборы назначили на 31 июля. Геббельсу снова пришлось запускать свою пропагандистскую машину, нельзя было терять ни минуты. «Мы должны делать наше дело везде: когда стоим, идем, едем в машине или летим в самолете, – отметил он 1 июля. – Можно вести дискуссии везде: на лестницах, в коридорах, в дверях или по дороге на вокзал. Ни минуты на отдых. Мы облетим и исколесим всю Германию вдоль и поперек. Мы прибудем за полчаса до митинга, а может, и позже. Мы взойдем на трибуну и будем говорить.
Публике наплевать, что было с оратором до того, как он открыл рот. Ей станет скучно, если он будет не в форме, если в его речи не будет задора, если он не найдет нужных слов. А он все это время изнемогает от жары, пытается собрать воедино мысли. Акустика отвратительная, не хватает воздуха, голос становится хриплым. Но на другой день ушлые газетчики напишут, что оратор, к сожалению, «был вялым даже больше обычного»…
По окончании выступления вы чувствуете себя так, словно парились в бане в теплой шубе. Вы бросаетесь в машину, трясетесь еще два часа по скверным дорогам, прибываете на место в два часа ночи, до четырех обсуждаете партийные дела, а в шесть садитесь на берлинский поезд. И тут болтливый сосед разбудит вас, чтобы дружеской беседой развеять вашу скуку…
Назад, в Берлин… Два дня я диктую тексты для плакатов, брошюр, статей. Я падаю с ног от усталости. А еще пишу речь для радио».
Иногда случалось даже так, что проявления народной любви, столь желанные в обычной обстановке, действовали ему на перевозбужденные нервы. Он вернулся с митинга смертельно усталый и рухнул в постель в надежде немного поспать. Но не тут-то было. «В восемь утра перед гостиницей выстроился хор девушек и отчаянно затянул старинные баллады. Не скажу, что я получил удовольствие».
Однако не всегда и не везде нацистов встречали радушно. Как-то вечером Геббел
