заржала.
– Димка.
– Не, ну че – Димка, Димка. Я ж не спрашиваю, как его зовут, какая мне разница! Сколько лет, че по жизни делает? Постой… погоди… какой Димка?!
– Неверов.
Пауза. Вероника переваривала услышанное. Переварила – и взорвалась:
– А… а… вот, значит, как? Вот ты как? Вот как? Да я же с ним… да он же меня… мне… Да я… Выждала, значит, тихоня? Урвала свое? Вот как, значит? Да я! Тебя! Тебе!
Она кричала все громче и бессвязнее. «Сейчас сделает что-нибудь эффектное. Как в плохих фильмах. Выплеснет мне в лицо вино. Или вцепится в волосы», – почти со скукой подумала Таня.
Вероника швырнула пепельницу. Она угодила Тане в щеку. Пепел и окурки посыпались на белый пушистый свитер. Таня даже не успела ни о чем подумать. Через секунду она уже лупила по этой раскрашенной физиономии, по этим ненавистным толстым ярким губам, которые, она знала, так нравились Димке. Лупила по всем дискотекам, во время которых стояла, полируя спиной стену. Лупила по всем походам, в которые ее не брали, потому что просто не замечали. Перед глазами прыгали радужные пятна.
Пальцы у санитаров оказались жесткими и удивительно сильными. О том, чтобы вырваться, и речи быть не могло. Вероника вопила, Таня молчала. Как только за ними закрылась потайная дверь, на них тут же надели смирительные рубашки и туго затянули рукава за спиной. Во дворе их ждал фургончик, забитый людьми до самой двери. Места для Тани и Вероники там не было совсем, но их впихнули, как впихивают ложки в абсолютно полную банку с вареньем. Они повисли в человеческой массе, расфасованной в смирительные рубахи и невыносимо пахнущей перегаром, потом, страхом. Здесь были все: бравые приставальщики, любимица муз и прочие соседи по кафе. Фургончик тронулся.
«Неужели в психушку везут? Дурь какая. Ну ничего, выберусь. Позвоню кому надо. А, черт! Мобильник остался в сумке, а сумка на стуле. И паспорт там. Ладно, на месте соображу», – Таня пыталась трезво просчитать эту нелепую ситуацию.
Остановились. Санитары, которые во время пути находились в другом отделении фургончика, выгрузили усмиренных пассажиров перед воротами в заборе. Место показалось Тане смутно знакомым, какие-то детские воспоминания заплескались в голове. Она пыталась разглядеть на воротах вывеску, но первое, что она увидела, была надпись на большом белом листе: «Санитарный день». Вывеска тоже была, но как только глаз за нее зацепился, Таню уже втолкнули в ворота. Правда, она быстро сама поняла, где находится: это был зоопарк. Их вели вдоль клеток по совершенно пустым, по случаю санитарного дня, дорожкам. Очень скоро они оказались перед огромной клеткой – или вольером? – забранной такой частой сеткой, что совершенно не видно было, кто находится внутри. Где-то на заднем плане шевелилось множество неясных теней. Один из санитаров отпер решетчатую дверцу и втолкнул в нее толстую блондинку. Остальные молча потянулись за ней. Но никто из санитаров за ними не последовал. Замок замкнулся – на то он и замок.
