требованиям внешнего этикета – но при этом не сам воин следует смехотворным правилам, а то заурядное создание, которым он притворился. Пустая маска, оболочка. Поступай с ней, как тебе угодно: хочешь – мни, хочешь – гни. Но здесь, у себя дома, мастер Хэйтан – никакая не оболочка, не пузырь, который можно надуть чем угодно. Он – это он, мастер Хэйтан. Так какого рожна он гнет спину перед заезжим гостем, который только то преимущество перед Хэйтаном имеет, что родился во внутренних покоях собственного столичного дома? Статочное ли дело – унижаться перед существом, которое мнит себя воином, а сам и восьмерых противников не одолел бы? И все же тело Хэйтана сгибается в поклоне еще прежде, чем разум его успел вспомнить о необходимости поклониться, а с уст сама собой слетает давным-давно затверженная формула униженной вежливости:
– Благополучно ли добраться изволили, высокородный господин?
Дурацкий вопрос. Какое там благополучно – всадник с ног до головы в снегу, конь с ног до головы в мыле. А мальчишка, сопровождающий гостя, и вовсе поморозился в пути: повязки ему явно не в доме накладывали. Ноги мальчика перевязаны впопыхах, чем попало, едва ли не прямо в седле на полном скаку.
– Главное, что добрался, – устало ответил гость.
Несмотря на утомление, гость не норовил расположиться на отдых сам, а ждал, покуда ему предложат присесть. Редкая для вельможи вежливость. Обычно любой высокородный клиент считает себя вправе распоряжаться, словно у себя дома. Надо отдать гостю должное, человек он из понимающих.
– Извольте присесть, господин. – Хэйтан поколебался немного, но все же пригласил сесть и мальчика-сопровождающего. Вообще-то не положено… ну и пес с ним, с неположенным и недозволенным. Мальчишка того и гляди сомлеет. И вряд ли высокий гость будет этим очень доволен. – Извольте вкусить от наших скромных яств. – Хэйтан широко повел рукой в сторону низенького столика, на котором красовались те немногие кушанья, которые вельможа имеет право отведать под кровом простолюдина, не роняя своей вельможной чести: соленые орешки, тыквенные семечки, сухое печенье трех видов и горячий благоуханный отвар, слегка сдобренный пряностями.
А все этикет, будь он неладен! Иззябшего путника надо бы накормить досыта да напоить горячим вином. Равного себе Хэйтан и накормил бы. Так ведь предложи он, простолюдин, высокородному гостю откушать запросто, чем богаты… худшего оскорбления и измыслить невозможно. Как невозможно и предугадать, что вытворит гость в ответ – снесет ли голову дерзкому оскорбителю, возомнившему о себе невесть что, или себе глотку перережет, не в силах пережить сей несмываемый позор? Вот и приходится клиенту с мороза семечки щелкать. Притом что живет Хэйтан если и не побогаче его, то уж посытнее – наверняка.
Гость и мальчишка-сопровождающий одновременно воздели вверх свои чаши, выражая почтение к приютившему их крову, отхлебнули отвар и так же одновременно поставили чаши на стол. Гость кинул в рот несколько
