и вдруг неожиданно спросил: – Голодать приходилось?
– И это было, – тихо, раздумчиво сказал Дубровский. Ему показалось, что Алекс осуждающе отнесся к его словам. «Быть может, это честный советский человек? Может, он случайно оказался на службе у немцев? Надо присмотреться к нему, прощупать поосновательнее. И тогда… Как было бы хорошо! „Один в поле не воин“, – вспомнил он старую русскую поговорку. – Было бы прекрасно, ведь он же русский».
Маленькая надежда затеплилась в сознании.
– Не приспособлен я к скотской жизни, – перебил его мысли Потемкин. – Раскинул мозгами. И согласился служить у них. Даром, что ли, немецким владею?
– Теперь не сожалеете?
– А чего сожалеть? Ихняя верх взяла. А вы как считаете?!
– Кто его знает, как дальше сложится. Поживем – увидим. Однако, потерявши голову, по волосам не плачут. Oбpaтного пути у нас с вами нет.
– И то правда, – глухо отозвался Алекс.
– Скажите, а что представляет собой ваш шеф?
– Дылда? – многозначительно произнес Алекс. – Это, насколько я понял, отныне и ваш шеф.
– Да-да! Конечно. Только почему дылда?
– За длинный рост солдаты его так прозвали. Ну и к подчиненным это перекинулось. Между собой мы его тоже так зовем…
За окном послышался громкий незлобный лай.
– Вон с любимым псом развлекается. Засиделась собака, пока его не было. А другим не разрешает подходить к ней. Да и возьмется ли кто?! Она у него, словно бешеная, на людей кидается. Только его и слушает.
– Так что он за человек? – повторил свой вопрос Дубровский.
– Обыкновенный немец. До войны, говорят, был сотрудником криминальной полиции в Берлине. Член партии национал-социалистов. Никому, кроме фюрера и своей собаки, не доверяет. Любит он этого пса, а еще пуще – баб. В одной Кадиевке больше десятка девок перепортил.
– А с подчиненными как?
– Поживете, поработаете – сами увидите. Если старание проявите – приживетесь, а нет – в лагерь может отправить.
– Придется постараться.
– А здесь работа не деликатная – руки кровью марать придется.
Дубровский насторожился.
– Что вы имеете в виду?
– Не прикидывайтесь. Не с девками же он с вашей помощью беседовать собирается. С ними он сам общий язык находит. В этом деле руки красноречивее слов бывают. А вот на допросах… Там не только языком, мускулами тоже работать надо, – многозначительно произнес Потемкин и после недолгой паузы добавил: – А люди кричат, да что там говорить, некоторые просто воют от боли.
– А если я откажусь?
– Попробуй откажись. Значит, кишка тонка. Такие Рунцхаймеру не нужны. Здесь таких не держат.
В сенях послышался топот, в дверь постучали.
Потемкин поднялся с кровати, крикнул, чтобы входили, и, подойдя к лампе, прибавил света. В дверях показался пожилой немецкий
