хоть краешком втиснуть конверт в положенное ему место.
– Сэр?
– Нет, ничего. Просто в мой ящик попало письмо к профессору Цуккерману, а его переполнен.
– Если вы отдадите конверт мне, сэр, я прослежу, чтобы профессор его получил.
– Да все в порядке, сам отнесу. Он может помочь мне в… познакомить с какими-нибудь издателями. Он где проживает?
– Двор Боярышника, сэр. 2А.
– А он, собственно, кто? – спросил я, опуская конверт в мой кейс. – Ни разу с ним не встречался.
– Он – профессор Цуккерман, – последовал чопорный ответ.
Чинопочитание. Чш-ш.
Как устроить веселую жизнь
«Диаболо»
– Но я же немец!
– Вы никто. Эти документы говорят мне – вы никто. Абсолютное никто. Вас не существует.
– Один день! Они просрочены на один день, вот и все.
– Сударь, этот господин всегда тут проходит. – Во взгляде, который послал Алоизу Клингерман, читалось смущение. – Я… я хорошо его знаю. Могу за него поручиться.
– А, так вы можете за него поручиться, Клингерман. А как по-вашему, зачем имперское правительство в Вене что ни месяц расходует целые состояния на документы, печати, паспорта и поручительства, а? Смеха ради? Что такое, по-вашему, поручительство? Это снабженный печатью лист бумаги, который надлежит носить с собой постоянно, ибо он узаконивает носителя. Или этот несуществующий гражданин пустого места воображает, будто он сможет носить с собой вас, своего поручителя?
– Однако, как немец, я имею право свободного доступа в Австрию!
– Никакой вы не немец. Вчера, если верить этим бумагам, вы, возможно, и были немцем. Но сегодня, сегодня вы никто и ничто.
– Я же должен зарабатывать на жизнь, у меня семья!
– «Я же должен зарабатывать на жизнь, у меня семья»?…
– Я же должен зарабатывать на жизнь, у меня семья, сударь!
– Так ведь и австрийским столярам нужно зарабатывать на жизнь, у них тоже семьи, сударь! А каждый безвкусный кусок немецкого дерьма, который вы к нам протаскиваете, отнимает кусок хлеба у австрийского столяра.
– Сударь, при всем моем уважении, это не дерьмо, это игрушки, изготовленные вручную, с любовью и тщанием, и, насколько мне известно, в Австрии никто их не делает, так что обо мне вряд ли можно сказать, будто я отнимаю у кого-то кусок хлеба.
– Тем не менее деньги, которые бедные, респектабельные австрийские родители расходуют на эти развращающие немецкие бирюльки, они, не будь вас, потратили бы на здоровую пищу, произведенную австрийскими же крестьянами. И я не вижу причин, по коим мне, официальному представителю Императора, следует допускать подобное положение дел.
– Развращающие? Но, сударь, это же совершенно невинные…
– Как они называются? М-м-м? Скажите мне. Как они называются?
