style="font-size:15px;"> – При таковом обычае на охоту надобно полтора десятка орлов с собою брать, княже!
– А то мы меньше берем!
Увлеченные разговором о соколиной охоте, знатные люди, добравшись до стоянки, еще долго не разъезжались по лагерю к своим отрядам – обсуждали птиц, добычу, любимые выезды и рассказывали о забавных случаях из жизни.
Бояре словно бы забыли, что находятся на войне, а не на прогулке…
Хотя, с другой стороны, – до вражеского города еще несколько дней пути, тревожных вестей от дозорных нет. Чего посреди собственного ратного лагеря опасаться?
К тому же совсем еще юный князь Василий Серпуховской – главный московский воевода в силу внезапно свалившейся на него знатности – изрядно перестраховывался с первого дня дороги. Почти не имея походного опыта и потому невероятно преувеличивая возможные опасности, паренек заставил всю личную охрану Великого князя – всех дворовых холопов и призванных от дворцовых земель боярских детей – постоянно носить броню и возить рогатины у седла. Посему вокруг государя Василия Васильевича и его свиты всегда находилось четыре сотни недовольных своей судьбой, злых, усталых и потных, но всегда готовых к смертельной схватке воинов.
Вот и сейчас личные телохранители государя, одетые в добротные юшманы[5] и кольчуги, в остроконечные ерихонки со сверкающими бармицами, широко окружали своего правителя и его свиту в несколько рыхлых рядов, придерживая поставленные на стремя рогатины и хмуро глядя по сторонам.
Войско же продолжало выбираться на наволок: малые отряды отдельных боярских детей или мелкопоместных бояр, телеги и кибитки с припасами и снаряжением, заводные лошади – и снова отдельные отряды ополчения.
Расседлывались, распрягались, разгружались…
В самом центре лагеря великокняжеские холопы начали возводить светлый и просторный шатер для государя, расстилать ковры там, где ночью появятся пол и постель, выкладывали очаг из собранных вдоль берега камней, заправляли мелко порезанным вяленым мясом ячневую крупу в котле…
– Василий Ярославович, а ты каковых ястребов держишь?!
Князь Серпуховской вздрогнул, оглянулся на государя, нахмурился.
Он еще не привык к своему высокому титулу и не знал, считать ли своими соколами только отцовских птиц или перечислять всех доставшихся по наследству.
В задумчивости юный полководец огладил ладонью золотистую грудь – броню из крупных позолоченных пластин, наклепанных на кожаную подкладку…
Да, в отличие от всей остальной свиты главный воевода носил броню! Носил с самого начала похода – несмотря на общее спокойствие, несмотря на то, что враг находится невесть как далеко, в десятке дней пути. И хотя куда более многоопытные бояре откровенно посмеивались над излишней опасливостью своего двадцатидвухлетнего начальника, он все равно продолжал таскать на себе два пуда железа – это еще не считая
Юшман – броня, в которой металлические пластины вплетены в кольчужную ткань.
