отошел к дверям для отдачи распоряжений, а я обратил свой взор на лекаря. Тот сосредоточенно смешивал в металлической плошке какие-то порошки, время от времени поглядывая на лицо Федора Ивановича. Выглядело всё так, будто он точно знает, что делает, но насколько можно ему доверять?
– Как вас зовут? – поинтересовался я.
– Георг. Георг Карлович Мейнинг.
– Георг Карлович, он жить будет?
– Да! – решительно ответил Мейнинг. – Но нужно спешить!
С двумя ковшами в руках в комнату вбежал Лукьянов, и лекарь тут же залил приготовленную смесь порцией молока, попутно заставив Савелия протереть смоченным в воде платком лицо царевича.
Ко мне вернулась слабость, тело вновь стал бить озноб. Я только сейчас обратил внимание на ночную свежесть в комнате, несмотря на ярко пылающие в камине дрова. Откуда холод? Следуя простейшей логике, бросил взгляд в сторону уличной стены и обнаружил, что плотные, практически не пропускающие лунный свет портьеры мерно колышутся под воздействием холодного ветра. Оба окна были открыты настежь! Что за черт? Осень на дворе, и даже здесь, в окрестностях Южноморска, по ночам уже достаточно свежо.
Оттолкнувшись от спинки кровати, я направился к ближайшему окну, так сказать, исправить данное недоразумение. Не иначе плохое самочувствие повлияло на работу моего мозга. Ничем иным нельзя объяснить проявленную мной непростительную беспечность. И я до сих пор не знаю ответа на вопрос, благодаря чему остался жив той ночью: то ли собственная реакция спасла, то ли мой ангел-хранитель ни на мгновение не оставлял меня без своего внимания.
Как бы то ни было, но я успел отпрянуть назад ровно настолько, чтобы проткнувшее плотную портьеру жало кинжала остановилось в считанных сантиметрах от моего лица. Не раздумывая, я ударил шпагой в ответ – наконец-то было оправдано мое маниакальное желание таскать ее с собой. Клинок нашел свою цель, и из-за шторы начало заваливаться в сторону чье-то тело. Но времени на разглядывания не было, поскольку оттуда же на меня выскочил одетый в темную одежду и вооруженный полушпагой человек. Лицо его было скрыто черной матерчатой маской. И самым скверным было то, что он был не один – из-за соседней портьеры выметнулись еще двое господ в черном, и устремления их были направлены уже не на меня.
– Тревога! – крикнул я, подставляя под удар короткого клинка нападающего эфес своей шпаги. Фехтовать не позволяли ни теснота помещения, ни сразу сокращенная противником до минимума дистанция, поэтому я изо всех сил ударил его лбом в лицо – может, не эстетично, зато действенно. Человек в черном отшатнулся и получил вдогонку еще и удар эфесом в голову, после чего уже я изловчился и нанес поставивший точку в этом противостоянии укол шпагой.
С ужасом понимая, что всех моих усилий может оказаться недостаточно, чтобы защитить находящихся за моей спиной Наталью и совершенно беспомощного Федора, я крутанулся на пятках, едва не потеряв равновесия от резкого движения, и был преисполнен
