от выпитой водки физиономией или рваными колготками. Пощечина отца, впервые полученная ею, да еще и в присутствии посторонних, отрезвила. Соня поняла, что дело плохо. Нужно было менять тактику, чтобы не стало еще хуже. Отец перестанет давать деньги, и она залезет в долги. «Только недавно все до рубля у Каши отработала, опять попадалово!» – подумала Соня с тоской. Каша, в быту – Кашин Максим Леонидович, держал девочек для утех непростого народца. В основном это были командировочные, которые наезжали в город на два-три дня для выполнения особых поручений, чаще разово. Во всяком случае, дважды Соня не обслуживала никого. Каша платил немного, девочки были в основном неприкаянные, с родителями вроде Танькиной мамашки-пьяницы. И только Сонька чувствовала себя этакой элитой. Она видела, Каша относится к ней с уважением, из-за отца, конечно, ни к чему не принуждает, давая возможность подзаработать, когда ей необходимо.
Года два назад, познакомившись с Кашиным, она даже и предположить не могла, что будет на него работать. Ей, дочери председателя суда, дома не было отказа ни в чем. Но потребности росли, характер портился, отец стал ограничивать в тратах. И однажды она согласилась на предложение Каши. Это оказалось необременительно и приятно – «клиент» был молод, обладал привлекательной наружностью и традиционными взглядами на секс. Она тогда получила баксы, думая, что в первый и последний раз. Теперь Соня в полной от него зависимости…
Соня ступала мягкими сапожками по щербатому полу районного отделения милиции и боялась. Животный страх не отпускал до тех пор, пока они не вошли в квартиру и она не увидела, наконец, какое усталое лицо у отца. Неожиданно жалость к нему, старому и одинокому, вырвалась в громкий крик, и Соня повисла у него на шее.
– Папочка, папочка, прости меня! – Она билась в истерике, выплескивая наружу все, что накопилось в ней за последние полдня. Злость на Аньку Ларцеву, страх, накативший, когда увидела ее, поверженную и скрюченную на асфальте, ужас от осознания того, что та вдруг умерла, вдруг до смерти?! Страх, когда поймали. И, наконец, последней каплей, страх от того, что ее ударил отец!
Она не хотела бить Ларцеву, так получилось. Соня хотела с ней лишь поговорить, чтобы та попросила мать не ставить ей очередную «пару» по русскому. Денег совала. А Анька отказалась. И еще хлеще, посмела помощь предложить. Ей! Будто она нуждается! Опустила перед всеми девчонками. Танька первая в живот ей кулаком ударила. Ларцева согнулась пополам и упала. Тут в Соньке проснулся «дед». Так всегда говорил отец, когда маленькая Соня вдруг становилась неуправляемой. Дед Риттера на самом деле разбойничал на дороге, по большей части жизнь свою проживая по острогам и каторгам. «Вот, глянь, Поля, – говорил он няньке, смеясь. – Гены деда моего в Соньке проснулись!» Нянька осуждающе качала головой, и Соня понимала, что та ничего хорошего в этом не видела. «Что уж тут умиляться над ручонками, сжатыми в кулачки! Против отца же! И как ты не понимаешь!» – отвечала ему. Соньку она быстро чем-нибудь отвлекала, гася злость в самом начале. Сегодня Полины рядом не было…
Соня,
