снаружи была припёрта чем-то! – укорил его Ковшов.
– Разве? – путался совсем смутившийся Дынин. – Ничего не понимаю…
Лунная ночь встретила их настороженным шумом деревьев, раскачивающихся под порывами ветра. Стало жутковато. Патологоанатом жался к Ковшову и ёжился; ничего на себя не набросив, он так и оставался в кровавом халате.
– Куда? – окинул взглядом больничный двор Ковшов.
– Тут недалеко, – всё же шагнул первым Дынин.
Морг располагался в глубине запущенного двора, в старом деревянном сарае, привалившемся к так же покосившемуся забору. Так они и стояли, будто набравшиеся до риз пьянчуги, боящиеся расстаться, чтобы не упасть. Голый столб с тусклой электрической лампочкой под жестяным колпаком, периодически издававшем скрежет, довершал убожество.
– Илья Артурович! – нагнал их внезапный крик сзади. – Никак меня забыли?
– Петровна! – взвился Дынин. – Чего это с дверью?.. Зачем ты её прикрыла?
– Я здесь, – догнала их старушка. – Водички божьей напилась и сил прибавилось. А двери и не касалась.
– Ты не понадобишься, – остановил её патологоанатом. – Возвращайся.
– Она пулю видела? – перебил его Ковшов.
– Нет.
– Пусть идёт. А милиционер где?
– Дубель при морге оставался, – начал оглядываться Дынин. – При входе.
– Не заметил. Испугался, что ли?
– Верующий он, – опустил тот голову. – Развёл мне целую философию. Нельзя, мол, отдавшего Богу душу мучить…
– Это милиционер-то!
– Вот… – растерянно опустил руки патологоанатом.
– Идиллия, – хмыкнул Ковшов. – Каримову сказать, тот его в три шеи!..
– Что вы!
– А куда он сейчас-то запропастился? Удрал?
Будто услышав их голоса, из темноты возник чёрный силуэт.
– Смотрите! – ткнул пальцем Дынин.
– Илья Артурович, это я. Дубель.
– Вы что же пост покинули? – обрадовался тот. – Я вам велел…
– А чего там стоять? Кого охранять? – приблизился милиционер. – Кому мёртвые нужны?
– Товарищ постовой! – Ковшов возмутился так, что милиционер опешил. – Что себе позволяете?
– Да не убудет, – разглядел гражданского тот. – Самоубийц-то и в народе не милуют…
– Вам было приказано!.. – взвился Ковшов, но на него наткнулась старушка, едва поспевавшая за ними, и гнев пропал сам собой. – Пошли дальше, – безразлично махнул рукой Данила.
Худющий милиционер присоединился к старушке, и они о чём-то зашептались за спиной Ковшова.
– Петровна, ты мне страха-то не наводи и так спина мокрая, – донеслось до Данилы.
– Какие страхи, какие страхи, милок? – успокаивала его старушка. – Тут уж бояться нечего. То, что к полуночи они все слетаются, ещё прабабка моя, Ниловна, сказывала. Но вреда, не боись, не причиняют… Нам-то что
