по своим целям, но которая при существующем механизме… резко подорвала финансовую базу государства, его бюджет»[346].
В результате такого «совпадения» экономическая независимость и финансовая стабильность страны были нарушены[347]. И в этом, по-видимому, был изначальный замысел разработчиков «перестройки», деструктивный по своей конечной цели. Не «два серьезных просчета» Горбачева, связанных с «ускорением» и антиалкогольной кампанией, как полагает Б. М. Соколин[348], а два зловещих расчета, нацеленных на ликвидацию советской системы, – именно так следует понимать курс на «ускорение» и борьбу с пьянством. Поэтому нельзя согласиться с утверждением А. А. Собчака о том, будто «Горбачеву в момент выдвижения идеи перестройки и в голову не приходило, что может встать вопрос об отказе от социализма, от советского строя и господства КПСС»[349]. По той же причине Горбачева не следует относить к созидателям, как это пытается делать Д. Боффа. «По своей природе и склонностям, – говорит историк, – он был реформатором, но не разрушителем. Он хотел обновить общество, из которого вышел, но никак не собирался устраивать в нем переворот»[350]. И все это потому, что Горбачев «верил в ценности и идеи социализма и намеревался заставить их работать»[351]. По мнению другого зарубежного автора, Горбачев «был проникнут духом коммунистических традиций»[352].
Аналогичные суждения высказываются и у нас. Вот пример: «Горбачев был убежденным сторонником коммунистической идеи и хотел лишь очистить ее от наслоений и искажений, возникших со времен Сталина. Иначе говоря, перестройка Горбачева вначале была ответом на накопившиеся внутренние и внешние изменения, которые объективно требовали модернизации системы, приспособления ее к изменившимся условиям – и ничего более!»[353]. Чем обосновывается сей, скажем, откровенно, наивный постулат? Странно, но факт: заявлениями самого Горбачева. Оказывается, «еще в 1987 году в докладе, посвященном 70-летию Октябрьской революции, и в многочисленных интервью и выступлениях он постоянно говорит о верности идеалам социализма в достаточно традиционных выражениях. Пока еще в его речах нет даже упоминания о гуманном социализме или «социализме с человеческим лицом»[354].
Убаюкивающая риторика, к которой прибегал Горбачев, усыпила бдительность приверженцев режима типа Лигачева. Но сейчас она не должна вводить никого в заблуждение. Горбачев, как теперь стало ясно, специально и намеренно пользовался ею до тех пор, пока чувствовал неуверенность в ходе событий и опасался потерять власть до того, когда разрушение существующего строя приобретет необратимый характер.
Что хотел Горбачев, в точности знает он сам да те, кто, по выражению Н. И. Рыжкова, «с ним серьезно работал». Однако объективный анализ первых его начинаний, относящихся к «ускорению» и антиалкогольной борьбе, не оставляет у нас сомнений в том, что их тщательно замаскированной целью
А б а л к и н Л. Трудный перевал. С. 41.
С о к о л и н Б. М. Кризисная экономика… С. 11.
Там же. С. 10.
С о б ч а к А. А. Жила-была коммунистическая партия. С. 184.
Б о ф ф ф а Д. От СССР к России…С.139.– Образ Горбачева-реформатора рисует и «россиянин» Е. Гайдар: «Несомненно, реформатор, искренне желавший изменить страну и социалистическую систему, избавить от ее наиболее очевидных уродливых проявлений» (Гайдар Е.Т. Дни поражений и побед. С. 59).
Б о ф ф ф а Д. От СССР к России…
Б е р г е И. В. Историческое недоразумение? Холодная война. 1917–1990. С. 234.
С о б ч а к А. А. Жила-была коммунистическая партия. С. 185.
Там же.
