Генеральный секретарь, обладающий необъятной властью, потворствует хлопочущим за человека, который вызывает сомнения относительно «безупречности» его отношения к Советскому государству и которого нельзя назвать иначе, как проходимцем. Быть может, Андропов лишь на словах не одобряет Яковлева, а втайне с ним? Или за Яковлевым уже тогда стояли такие силы, с которыми не мог не считаться даже Генеральный секретарь? По-видимому, утвердительный ответ может быть дан как на первый, так и на второй вопрос. Похоже, Юрий Владимирович лукавил, когда по отношению к Арбатову занял несколько отстраненную позицию. Брежневский «социал-демократ» стоял близко к Андропову в качестве советника по внешнеполитическим вопросам[45]. И он, конечно, имел непосредственное влияние на Андропова. К Яковлеву был благожелательно настроен и Горбачев[46], которого Андропов считал своим человеком. Наконец, нелестный отзыв Андропова о Яковлеве мог не отражать настоящего отношения генсека к послу в Канаде. Существует версия, согласно которой между ними было и нечто общее[47]. Но даже если она неверна, бесспорно другое: Яковлева поддерживали и продвигали весьма влиятельные люди.
Сейчас, по прошествии времени и конкретных событий, недоумение Андропова насчет того, почему кое-кто в Москве не может обойтись без Яковлева, кажется наивностью, довольно странной для генсека, бывшего совсем недавно председателем КГБ СССР и подписавшего записку об «агентах влияния» иностранных спецслужб, направленную в ЦК КПСС. Неужели Андропов не знал, что приближается перестройка и Яковлев нужен именно в Москве? Не случайно, на наш взгляд, что в судьбе Яковлева активное участие принимает Горбачев, с помощью которого тот вернулся в Союз и сразу же «был назначен директором Института мировой экономики и международных отношений АН СССР. Он довольно быстро вошел в неофициальную команду Горбачева, помогая последнему готовить материалы к докладам и статьям»[48].
А. Н. Яковлев «не воспринимал Союз, считал нашу страну империей, в которой союзные республики были лишены каких бы то ни было свобод. К России он относился без тени почтения, я никогда не слышал от него ни одного доброго слова о русском народе, – пишет В. А. Крючков. – Да и само понятие «народ» для него вообще никогда не существовало»[49]. В другой раз Крючков говорит: «Я ни разу не слышал от Яковлева теплого слова о Родине, не замечал, чтобы он чем-то гордился, к примеру, нашей победой в Великой Отечественной войне. Меня это особенно поражало, ведь сам он был участником войны, получил на фронте тяжелое ранение. Видимо, стремление разрушать, развенчивать все и вся брало верх над справедливостью, самыми естественными человеческими чувствами, над элементарной порядочностью по отношению к Родине и собственному народу»[50]. Если Крючков верно подметил индивидуальные особенности Яковлева, то следует признать факт разложения правящей партийной верхушки, допускающей в свою среду и удерживающей в ней лиц с подобными взглядами
Г о р б а ч е в М. С. Жизнь и реформы. Кн.1. С. 224.
Там же. С. 237.
С е м а н о в С. Н. Юрий Владимирович. Зарисовки из тени. М., 1995. С. 90.
К р ю ч к о в В. А. Личное дело. Ч. I. С. 286. «После возвращения из Канады и назначения на должность директора Института мировой экономики и международных отношений в разработке концептуальных материалов самую активную роль стал играть А. Н. Яковлев», – сообщает и В. А. Медведев (Медведев В. А. В команде Горбачева. Взгляд изнутри. М., 1994. С. 18).
Там же. С. 288.
Там же. С. 289.
