к Максу усилилась многократно.
– Если тебе интересно, могу рассказать про него.
– Конечно, интересно.
– Тогда неси кофе.
Я побежала за новой чашкой, куда сыпанула столько кофе, чтобы уж точно пробрало, но Артем, сделав глоток, даже не поморщился. Устроившись рядом с ним на кухонной табуретке, чтобы не садиться на кровать и не будить Макса, я приготовилась слушать.
– Когда ему было пятнадцать, его мать умерла, а родственников и знакомых, желающих повесить себе на шею взрослого пацана, не нашлось. Так что прямиком отправили в детский дом, – начал Артем, таинственно понизив голос, и я поняла, что он посмеивается над моим любопытством. – Сначала писал мне часто, типа: жив-здоров. Потом все реже, вроде к обстановке привыкать начал. Спортом увлекся. Вдруг ни с того ни с сего через пару месяцев присылает эсэмэску: «У меня проблема», перезваниваю – не подходит, на сообщения не отвечает. Я тогда в Англии учился. Звоню Кострову – это опекун мой, говорю: съездите, проверьте, что там. А он, мол, далеко – Брянская область, все дела… Ну, я в тот же день купил билет и ночью улетел в Москву. Притащился к Кострову, их дом неподалеку от нашего, и с самого утра мы с его сыном Василием поехали на машине к Максу, а как приехали, выяснилось, что он сбежал, и его уже вторые сутки ищут. Василий истерить начал, что ему в Москву возвращаться нужно, на работу, и все такое. Ну я его послал и остался.
Артем замолчал, зачерпнул полную ложку мороженого и, заметив мой выжидающий взгляд, протянул ее мне. Пришлось съесть.
– Как чувствовал, что должен остаться, потому что через день Макс мне сам позвонил из какой-то деревни. Я вызвал такси, забрал его, и сразу в Москву поехали. Спрашиваю: «Что случилось?» А он такой: «Не помню».
Так вот, после этого побега у него все и началось. Нормально, нормально, а потом вступает. Раз так от стоматолога ушел прямо из кресла. А однажды в метро накрыло. Выскочил на первой попавшейся станции и втопил. Из кинотеатра может уйти и с лекции в институте.
– И как долго у него этот приступ длится?
– Пока не отвлечется от своего загруза.
Задумчиво глядя перед собой, Артем наклонил голову. Косая рваная челка закрыла половину лица, и свет упал так, что я отчетливо поняла, что знаю его.
Когда-то давно, в далеком детстве, мы гуляли вместе на детской площадке. Мне – четыре. Ему лет семь или восемь. Нам было неинтересно друг с другом. Каждый занимался своим, просто у его няни и моей мамы находилось много общих тем для разговоров.
Но я его все равно запомнила по тому, как сильно он заикался и иногда с большим трудом произносил слова, тогда как я в свои четыре уже болтала без остановки. Помню, еще говорила маме, что этот мальчик очень глупый, раз не может выговорить ни «качели», ни «сосиска». Мама строго шикала, а дома объясняла, что люди заикаются не от глупости.
А потом их семья куда-то уехала из нашего дома, и появился он, только когда я ходила в третий класс.
Если бы не мама, я бы никогда не догадалась, что это тот самый заикающийся мальчик.
