наших ткацких станков, мускус, амбру, новое прозрачное стекло, бронзу и ревень. Да мало ли, какие еще товары. Трудно назвать то, чего бы они не привозили.
– И например, таких кебабов, как этот, – улыбнулся Омар, отдавая назад пустой прут. Он покопался в своем поясе и достал оттуда три медные монетки.
– Маш-алла! Хвала Аллаху, наши овцы тучны. – Продавец кебабов был польщен. – Эй ты, сын никудышного отца, – все спишь! Не видишь, молодой господин страдает от жажды? Принеси воду!
Мальчик стоял рядом с ними с большим медным кофейником, закрепленным на плече. Он заслушался сказителя, устроившегося перед фруктовой лавкой. Когда его окликнули, он повернулся и вытащил из кушака фарфоровую пиалу. Наклонив кофейник, он наполнил пиалу и протянул Омару, который принял ее с благодарностью. Наполнив пиалу второй раз, он полил из нее воду на руки и обтер пальцы о полотенце, приготовленное мальчиком.
– Во имя Аллаха милосердного, – пробормотал мальчик.
Омар подал ему мелкую монетку, и тут лавочник стал громко сетовать на жадность продавцов воды, которые не могут утолить жажду правоверного без денег.
– И как же насчет голода правоверного? – удивился Омар.
– Охо, сначала найдите мне того, кто даст мне овцу как подаяние… да, и древесный уголь для очага оплатит, и мальчика, чтобы переворачивать шампура. Уж тогда и я подам страждущим. – Он глубокомысленно покачал головой. – Впрочем, может, ты – паломник и направляешься к святой усыпальнице в Мешхеде?
Пощупав рукой три медные монеты, он все же заколебался. Молодой студент походил на араба и горделивой статью, и сдержанными манерами, но на нем была однослойная, из верблюжьей шерсти накидка, и он нес с собой небольшую седельную сумку. И все же эти его слова…
– Я и сам не знаю, – признался Омар, – куда я иду.
Ему нравилось ощущать себя частью толпы, двигавшейся по переулку продавцов сладостей к входу в прилегавшую к улице мечеть. Был канун пятницы, и многие направлялись на молитву.
Испепеляющий зной в переулке уже не ощущался. Полуголые мальчишки с кожаными бурдюками опрыскивали пыль. Голос слепого акына прорывался сквозь звуки шаркающих шлепанцев. Он пел что-то о двух возлюбленных, заболевших от горя, когда их прогнали из их зачарованного сада.
Стройная фигурка задержалась подле Омара и замедлила шаг. Он заглянул в темные глаза девушки над складками чаршафа. Что-то знакомое мелькнуло в уголках ее глаз и волнистой прядке каштановых волос, выбившейся из-под покрывала. Омар вздрогнул, вспомнив о Зое. Он поспешно поднялся на ноги, взял свиток с бумагами и пошел за девушкой, оглянувшейся назад.
Продавец кебабов со вздохом облегчения разжал пальцы.
– Никакой он не паломник, – пробормотал он про себя и затем громко закричал: – Эй-эй, кто голодный? Кому настоящее мясо, без хрящей или жил? Кебабы!
Отдаленный голос муэдзина, зовущий к молитве, раздался с минарета:
– Аллах
