и Германия ничего не сделали, чтобы предотвратить Балканскую войну. Но результат был полностью противоположным, потому что Сербия вышла из конфликта гораздо более сильной, чем когда-либо прежде. Теперь она крепко, как волнорез, стояла на пути немцев.
Большинство историков соглашаются, что Бухарестский договор сделал войну неизбежной. Слова маркиза Паллавичини свидетельствуют о том, что так же считал и Франц-Иосиф.
Аудиенция, во время которой император высказал это свое мнение, произошла в мае, больше чем за месяц до убийства эрцгерцога. Так что у нас есть свидетельство австрийского посла о том, что война началась бы в любом случае, независимо от убийства в Сараеве. Вполне очевидно, что это преступление послужило лишь удобным предлогом для начала войны, которую державы оси уже давно решили провести.
Глава 7
Немецкие планы завоевания новых территорий, угольных бассейнов и получения контрибуций
В течение полных событиями августа и сентября поведение Вангенхайма оставалось более чем безответственным – то вежливо-хвастливым, то подавленным, но всегда нервным и настороженным, когда он пытался снискать расположение американцев, и злобным по отношению к представителям враждебных держав. Сидя на скамье, он всегда проявлял тревогу и нетерпение, как будто стремясь скорее узнать о характере радиосообщений, которые посылали ему из Берлина через «Корковадо». Он никогда не упускал возможности рассказать новости об очередных победах. Пару раз он приходил ко мне в гости, предварительно не согласовав визит, чтобы сообщить о последних событиях и прочитать мне выдержки из только что полученных им сообщений. Вангенхайм всегда был искренен, прям, а порой неосторожен. Я помню его шок в тот день, когда Англия объявила войну. Вангенхайм всегда открыто заявлял о том, что восхищается Англией и, в особенности, Америкой. «Есть лишь три великих страны, – снова и снова повторял он, – это Германия, Англия и Соединенные Штаты. Объединившись, мы сможем править миром». Его восторг перед Британской империей несколько угас, когда эта держава решила выполнить свои обязательства по договору и объявила войну. Вангенхайм тогда сказал, что конфликт будет недолгим и день победы у Седана[6] будет отмечаться в Париже. Но 5 августа я нанес очередной визит к нему в посольство и обнаружил его гораздо более серьезным и взволнованным, чем обычно. Баронесса Вангенхайм, высокая, красивая женщина, сидела в комнате и читала мемуары своей матери о войне 1870 года. Оба посчитали эти английские новости чуть ли не личным оскорблением. Больше же всего меня впечатлило то, что Вангенхайм никак не мог понять мотивов Англии. «Это очень плохая политика с ее стороны!» – повторял он снова и снова. Его отношение было точно таким же, как и поведение Бетман– Гольвега в отношении «клочка бумаги»[7].
26 августа я решил прогуляться. По пути я встретил немецкого
В 1870 г. в битве у крепости Седан французская армия потерпела сокрушительное поражение перед прусско-германскими войсками. На следующий день остатки французской армии во главе с императором Наполеоном III сдались в плен.
Фразу «клочок бумаги» произнес германский рейхсканцлер Бетман– Гольвег (1856–1921) 4 августа 1914 г. в беседе с английским послом в Германии Эдвардом Гошеном Посол предъявил Германии ультиматум, угрожая, что Великобритания объявит Германии войну, если ее войска не покинут территорию Бельгии, куда вермахт вторгся 3 августа 1914 г., поправ нейтралитет этой страны. Рейхсканцлер отклонил ультиматум, а когда посол Англии напомнил ему о международном договоре, согласно которому Пруссия наряду с другими державами обязывалась гарантировать нейтралитет Бельгии, Бетман-Гольвег воскликнул: «Итак, из-за клочка бумаги вы намереваетесь воевать с родственной вам нацией?!»
