тайны фараонов не предназначены чужим глазам.
– Он накрыл фараона своим плащом, когда стало холодно, – сказал я. – Он готов направить свое копье на врагов фараона. Я думаю, жрец Эйе, что живой он будет для тебя полезнее, чем мертвый.
Тогда Эйе небрежно бросил ему золотой браслет со своего запястья и сказал:
– Разрешаю тебе прийти в Золотой дворец приветствовать меня, копьеносец.
Но Хоремхеб дал золотому браслету упасть в песок у своих ног и гневно посмотрел на Эйе:
– Я подчиняюсь лишь приказу фараона. Если не ошибаюсь – это он сидит тут в царственном уборе. Сокол привел меня к нему, и этого знаменья мне довольно.
Эйе не рассердился.
– Золото дорого, оно всегда пригодится, – сказал он, наклонился, поднял браслет и снова надел его на запястье. – Поклонись же своему фараону, но, чтобы следовать за ним, копье тебе придется оставить.
Наследник подошел к нам. Он был бледен и утомлен, но его лицо, к моей радости, пылало воодушевлением.
– Следуйте за мной! – сказал он. – Следуйте все за мной по новому пути, ибо мне открылась истина.
Мы пошли за ним к носилкам, хотя Хоремхеб ворчал про себя:
– Истина – в копье.
Но он согласился передать свое копье стражнику, бегущему впереди, и, когда носилки двинулись, мы сели на ручки.
Носильщики пустились бегом, возле пристани наготове стояла лодка, и мы как уходили из дворца, так и вернулись в него, не привлекая ничьего внимания, хотя народ толпился вокруг дворцовых стен.
Мы вошли в покои наследника, он показал нам большие критские кувшины, поверхность которых была расписана словно живыми рыбами и зверями. Мне хотелось, чтобы их увидел Тутмес, ведь они свидетельствовали о том, что искусство может быть не только таким, как египетское. Усталый, но уже успокоенный, юный фараон говорил совершенно разумно и держался с нами как простой ровесник, не требуя преувеличенной почтительности или знаков преклонения. Потом нам объявили, что Божественная царица-мать идет склонить колени перед новым фараоном, и он попрощался с нами, пообещав, что не забудет о нас. Выйдя, Хоремхеб растерянно посмотрел на меня.
– Я обеспокоен, – сказал он. – Мне некуда идти.
– Оставайся здесь, – посоветовал я. – Он обещал помнить о тебе, поэтому лучше быть поблизости, боги забывчивы.
– Зачем мне оставаться среди этих мух, – проворчал Хоремхеб, указывая на придворных, которые, жужжа, сновали возле дверей, ведущих в покои наследника. – Нет, у меня серьезная причина для беспокойства, – продолжал он мрачно. – Что станет с Египтом, если фараон страшится крови и считает, что все народы, языки и цвета кожи равны? Я родился воином, разум воина говорит мне, что для войска это предвещает беды. Я, во всяком случае, пойду за своим копьем. Оно осталось у впередибегущего.
Мы расстались, я сказал ему, что, если ему понадобится друг, он может поискать меня в Доме Жизни.
