отдавала себе отчет, что в будущем из этого ничего хорошего не получится.
Но дар предсказывать будущее совершенно бесполезен, если ты не в состоянии с его помощью что-либо изменить.
Поэтому когда на суде та женщина спросила меня, с кем мне хотелось бы жить, я ответила, что с отцом. Сказала, что мне будет плохо под одной крышей с мистером Мартином и его сыном. Думаю, что Эмму моя храбрость удивила. Не исключено, что она даже поразилась силе того влияния, которое в ее представлении она оказывала на меня. Как бы там ни было, когда я сделала этот ход, она изменила тактику и встала рядом с мамой, навсегда получив в ее глазах статус любимого ребенка. Для меня это стало полной неожиданностью. Все верили ей, но никто не верил мне, потому что мне было только одиннадцать, а Эмме тринадцать. А еще потому что Эмма это Эмма, а я это я.
Мама пришла в бешенство, потому как те, кому я об этом сказала, могли нас у нее отнять. Как она сможет быть лучшей мамой на свете, если у нее не останется детей? И только когда ей наконец удалось выиграть процесс, я поняла, насколько она на меня разозлилась.
И это после всего, что я для тебя сделала! Ты никогда меня не любила, мне это и раньше было известно!
Вот тут она ошибалась. Я ее действительно любила. Но волосы мне она больше не расчесывала.
И больше никогда не зови меня мамой! Для тебя я теперь миссис Мартин!
Когда после развода немного улеглась пыль, они с Эммой взяли в привычку печь шоколадный торт и устраивать на кухне танцы. Заходили на «Ютуб» и истерически хохотали над роликами играющих на пианино кошек и несмышленышей, только-только начинающих ходить, по ошибке врезавшихся в стены. По субботам ездили покупать обувь, по воскресеньям смотрели «Настоящих домохозяек». И почти каждый день ссорились, с криками, воплями и руганью – даже потом, за несколько лет привыкнув к этим баталиям, я все равно считала их чем-то запредельным. Но уже на следующий день, а порой даже в тот же, они опять смеялись, будто ничего не произошло. Ни одна никогда не извинялась. Разговоров о том, чтобы жить дружно, тоже не было. Как и правил поведения на будущее. Они просто продолжали в том же духе.
Чтобы понять характер их взаимоотношений, мне понадобилось какое-то время. Я всегда проявляла готовность платить за мамину любовь самую высокую цену. Но Эмма знала что-то такое, что было неведомо мне. Знала, что мама нуждается в нашей любви точно так же, как мы в ее, а может, даже больше. И знала, что если над ней нависнет угроза ее лишиться или стоимость нашего к ней расположения повысится, она пойдет на переговоры. В итоге они то и дело совершали свои сделки, чуть ли не каждый день меняя условия. И постоянно изыскивали средства укрепить свои позиции, садясь за стол и договариваясь.
Мне же не оставалось ничего другого, кроме как стать аутсайдером. Как говорила мама, я была красива, но красотой куклы, безжизненной игрушки, на которую лишь бросают мимолетный взгляд и идут дальше. У них с Эммой было что-то еще – что привлекало других,
