пяти или шести вечера. Для каждой постановки труппа и команда выбирают одно место для пострепетиционных ужинов и вечеринок. Я только надеюсь, что это не у Тайлера дома.
– В Вероне, разумеется. – Он ухмыляется, будто это отличная шутка.
Я тяжело вздыхаю. Стиллмонт всего в часе пути от Орегонского Шекспировского фестиваля в Эшленде. Не случайно у нас один из самых сильных школьных курсов театрального искусства в штате, а то и в стране. Когда меня не заставляют играть самую знаменитую женскую роль в театре, я вообще-то очень рада, что у нас такой учитель, как Джоди, не говоря уже о финансировании отделения. Впрочем, к сожалению, в близости к Эшленду есть и минусы. А именно – непомерное обилие ресторанов с «шекспировской» темой. Пиццерия «Верона» – из худших.
Тайлер то ли не слышит, то ли делает вид, что не слышит. Он смотрит на Маделайн.
– Я тебя потом отвезу домой.
– Но мне нужно… – начинает она.
– Я знаю, – перебивает Тайлер, любовно потягивая ее за хвостик. – Балетное выступление твоей сестры. Я тебя вовремя привезу домой.
Я закатываю глаза. Смотреть на то, как они ведут себя, когда вместе, – самый быстрый, хотя не самый простой, способ задушить все чувства, которые у меня могли только оставаться к Тайлеру. Теперь, когда я смотрю на него, даже не могу представить его своим парнем – независимо от того, как его объективное соответствие некоторым стандартам мужской привлекательности иногда на меня влияет.
Они обмениваются быстрыми улыбками, выглядя как счастливая парочка из рекламы таблеток от импотенции.
Я бы их ненавидела, если бы не была за них так счастлива.
Я иду к ресторану пешком, а Тайлер вместе с Маделайн едут на машине. «Верона» всего в десяти минутах от школы – я бы туда могла ходить каждый день, если бы не считала это место отвратительным. Надеюсь, что самый верный способ избавить труппу от стремления собираться в «Вероне» – это один раз там поесть и отравиться.
С парковки я оглядываю вывеску, которая сегодня гласит: «Есть пиццу или не есть? Вот в чем вопрос». Я качаю головой. Бард[4] бы вами гордился.
Внутри еще хуже. Деревянные панели кабинок перемежаются фресками детсадовского уровня качества, изображающими средневековые крепости и башни, среди которых нелепо порхают неуместные цитаты из «Ромео и Джульетты»: буквами трех разных размеров над автоматом с газировкой написано «А что такое имя?», и я прохожу мимо «Где там Ромео?», что над входом в галерею игровых автоматов. Да-да, там есть игровые автоматы, а цитата вообще с ошибкой. В книге точно «Где же Ромео?».
За большим столом в глубине ресторана тесно сидит вся театральная труппа, но когда я подхожу, Энтони Дженсон двигается, чтобы я могла сесть. У него в руках экземпляр пьесы, и как только я сажусь, он его открывает.
– Этот монолог великолепен, – произносит он через минуту.
– Э-э, какой именно? – Я склоняюсь к нему. У него точно важная роль, в этом я уверена. С тех самых
Прозвище Шекспира в англоязычных странах.
