их, видимо, занесло снегом.
– Маслице, если ты не вернешься прямо сейчас, всю оставшуюся жизнь будешь есть старый овес!
Внезапно я отчетливо услышала лошадиное фырканье.
– Маслице, иди сюда! – закричала я с надеждой.
Но из-за укрытых снегом деревьев вышла не Маслице. Это был жеребец, будто вылепленный из снега, с сапфировыми глазами. Его всадник был укутан в черный плащ.
Капитан нашел меня.
Я развернулась и побежала, но ноги провалились в сугроб. Я попыталась найти огонь внутри, но мне было слишком холодно. Я едва могла согреться.
Рука схватила меня за плащ и потянула вверх, поднимая на лошадь, край седла больно впился в живот. Я отбивалась и толкалась локтями так сильно, что жеребец начал брыкаться.
– Прекрати! – раздался голос.
Я подняла глаза. Он был в капюшоне, и маска закрывала верхнюю половину его лица. Но я знала эти четко очерченные губы, искривленные гневом.
– Аркус.
– Так приятно, что ты все еще помнишь меня. Теперь прекрати брыкаться, иначе я выкину тебя в ближайший сугроб. Я пять дней провел верхом на лошади, пытаясь отыскать тебя, но вовсе не уверен, что ты того стоишь.
Гнев исходил от него волнами, которые были холоднее, чем северный ветер. Я перекинула онемевшую ногу через жеребца и ухватилась за хомут.
– Как ты меня нашел?
Он разжал челюсти, чтобы ответить.
– Когда Пшеничка вернулась в конюшню, я пошел по ее следам, пока они не исчезли. А потом услышал какое-то мычание и бред, и был почти уверен, что это ты.
– Какая еще Пшеничка?
– Лошадь, которую ты украла у аббатства, – он разговаривал со мной, как с дурочкой.
– Ты имеешь в виду Маслице. Я не крала ее, а одолжила. Надеюсь, она в порядке?
– Замерзла и устала, но с ней все хорошо, она в конюшне, ест, не останавливаясь. Видимо, благодаря тебе. И ее зовут не Маслице.
– Уже Маслице.
– Она не твоя, чтобы давать ей имя.
– Теперь она моя по духу, мы вместе прошли через трудности. И это имя ей подходит. Она мягкая и желтая, как масло.
Он фыркнул.
– Если бы нам давали подходящие имена, тебя бы назвали Занозой в заднице. Или Наказанием богов.
Я ответила в таком же язвительном тоне.
– А ты был бы Жалкий болван.
– Ничего лучше не придумалось?
– Дай время. Я едва живая от холода.
Теперь, выбравшись из сугробов, я снова чувствовала ноги, грудь наполнилась теплом. У меня теперь мерзла только спина, которой я касалась Аркуса. С каждым движением лошади, я все больше ощущала близость мужского тела. Меня качало из стороны в сторону, а он твердо сидел в седле и крепко держал меня, чтобы я не упала.
– Ты меня морозишь, – пожаловалась я, чтобы скрыть свое смущение. – Наверное, тебе больше подойдет имя Ледяной Тиран. Хотя
