Вам такое по силам. Вы – почетный винодел. А я – всего лишь скромный сборщик винограда».
Отклика от Хьюстона на это письмо в папке не было. Ответил ли он Дентону при личной встрече или вообще никак не отреагировал? В своем блокноте сержант записал: «Роберт Дентон».
Было почти одиннадцать вечера, когда Демарко закончил читать электронную переписку. Его поясница ныла, глаза слезились от жуткой рези. Но зато у него уже имелся список из четырех человек, которых он мог считать «подозреваемыми». Главным подозреваемым оставался, конечно, Хьюстон. Но теперь стало ясно: его жизнь не была такой идиллической, как казалась со стороны. Впрочем, это открытие не доставило Демарко удовольствия.
Глава 16
«У меня есть бумажник, – сказал себе Хьюстон. – У меня есть банковские карточки и девяносто три доллара наличными. И еще обручальное кольцо.
А мои наручные часы… Где мои наручные часы?»
Их не было ни на запястье, ни в одном из его карманов. Хронограф «Конкорд Саратога» с серебристо-черным циферблатом в корпусе из матированной нержавеющей стали и черным силиконовым ремешком. Подарок к его дню рождения от Клэр и детишек. Все его прекрасные личные вещи были подарками от Клэр и детей. Но где эти часы теперь? Ведь они были у него на руке еще вчера… Или позавчера?
Хьюстон вспомнил, как ложился в постель вместе с Клэр в тот последний субботний вечер. Он разделся, посмотрел на часы и решил не снимать их, потому что собирался потом поработать еще немного. Он не хотел чрезмерно увлечься и просидеть за рабочим столом всю ночь. В его кабинете часов не было, только компьютер. И Хьюстону нравилось то и дело поглядывать на свой хронограф. Он видел в нем не столько точное время, сколько доказательство любви его семьи. И эту любовь он носил на своем запястье практически постоянно.
Итак, часы были на его руке, пока он занимался с Клэр любовью. А потом он дождался, когда она заснет, выскользнул из постели и снова тихо оделся. Хьюстона беспокоил невынесенный мусор; а в голове вертелись кое-какие мысли. И он хотел их записать прежде, чем они ускользнут от него. Правда, мысли эти были еще не оформленные; они кружились, наталкивались друг на друга, конфликтовали и кристаллизовались, пока он, опорожнив мусорное ведро, неспешно прогуливался в ночи. Надышавшись свежего, бодрящего воздуха, Хьюстон вернулся в свой кабинет и некоторое время что-то писал в своем дневнике.
«Что я там написал? – наморщил лоб Хьюстон, пытаясь припомнить. – Ты написал: „Он понял, что должен сделать“. Та сцена, вступительные строки, помнишь? А затем ты написал про Клэр, так ведь?»
Те предложения о Клэр зародились у него в тот самый момент, когда он лег в постель и посмотрел на обнаженную жену. И вызревали и выстраивались у него в голове все то время, пока они занимались любовью. «Она – темноволосая женщина с зелеными глазами, полная тайн. Ее губы чувственные, но грустные, ноги и руки длинные и изящные, все
