из трудной ситуации, когда на рассвете они услышали повторный приказ сниматься с места, а Приск, который и оставил нам яркий рассказ об этой прискорбной ситуации. Именно он, видя унижение, которому подвергли его начальника, нашел в лагере гуннов Скотту, брата Онегезия, старшего советника Аттилы. Вместе с ним переводчиком отправился Вигилий. Летописец умно построил разговор, взывая к амбициям Скотты. Он указал ему не только на преимущества мира между гуннами и римлянами, но и на личные блага в виде почета и подарков, которые могут достаться Скотте, а в конце разговора изобразил сомнение в способностях Скотты, если тот не может справиться даже с таким небольшим делом, как добиться приема посольства. Скотта ускакал на встречу с Аттилой, Приск вернулся к своему патрону, и вскоре Скотта привел эскорт, который и должен был проводить их к шатру вождя.
Должно быть, прием представлял собой странное зрелище. Шатер Аттилы был окружен большой стражей; в нем стоял деревянный стул, на котором и восседал великий гунн. Иордан, Вигилий и сопровождавшие их слуги, которые несли подарки, остались на пороге. Максимин в одиночестве прошел вперед и вручил в руки Аттиле письмо от Феодосия со словами: «Император желает Аттиле и всем прочим здоровья и продления дней его». – «Пусть и римлянам достанется все, что они желают мне, – ответил варвар, который уже был в курсе дела, и гневно повернулся к Вигилию: – Бесстыдное животное, как ты осмелился явиться сюда, зная, что обязан следить за соблюдением условий мирного договора! Разве я не говорил тебе, что больше не буду принимать послов, пока не получу всех беглецов!» Вигилий ответил, что они привезли с собой семнадцать беглецов, и больше никого в империи не имеется. Но эти оправдания вызвали у Аттилы новый приступ ярости. «Я распну тебя и брошу стервятникам!» – кричал он. Что же касается беглецов, он объявил, что еще много таковых скрывается в империи, и заставил своего писца зачитать их список, после чего приказал Вигилию отправляться вместе с Эславом, одним из командиров Аттилы, и сообщить Феодосию, что должен потребовать немедленного возвращения всех беглецов, которые оказались на территории империи со времени Карпилио, сына Аэция, кторый был у него в заложниках. «Я никогда не потерплю, – сказал он, – чтобы мои рабы поднимали оружие против меня, как бы им ни помогали те, у кого они искали убежища… Какой город, какую крепость способны они защитить, когда я решил захватить их?» После этих слов Аттила успокоился; сообщив Максимину, что приказ об отъезде касается только Вигилия, он попросил посла остаться и подождать ответа на письмо императора. Встреча завершилась церемонией преподнесения и принятия подарков от римлян.
Вигилий конечно же должен был догадаться, что означает его изгнание. Хотя, возможно, он был слишком самонадеян и глуп, чтобы понять это. Во всяком случае, он ничего не рассказал своим спутникам и впал в растерянность из-за того, что Аттила изменил отношение к нему. Вся эта ситуация серьезно обсуждалась в римском лагере. Иордан предположил,
