так стояли до глубокой ночи. Дойдя до изнеможения, сдался и проводил ее до подъезда.
И вот снова, но уже новый научный руководитель, Николай Харитонович:
–– Придется долго и много работать. – Одно соблазняло – ни у кого в мире не будет испытательной машины с такими высокими параметрами, что позволит моделировать процессы заедания и износа в зубчатом зацеплении и подшипниках любых механизмов на суше, в воде и в воздухе, включая и сверхзвуковые самолеты. Поддался соблазну и заключил соглашение, пусть не с чертом, но на чертовски трудную жизнь и работу, как и оказалось впоследствии.
Решая заводские дела в Москве, непременно встречались с Николаем не только в его институте, но и у него дома, в одной комнате холостяка, в общей с его соседкой – Зинкой квартире. Случалось по–дружески бывать в ресторанах. В одну из встреч Николай сообщил, что собирается жениться. Невеста молода, хороша собой, хозяйственна и добродетельна, от хороших родителей – майора и врача. Назначен день свадьбы, пригласил меня в свидетели и, конечно, на свадьбу. Тут–то я и вспомнил о недавнем знакомстве с Сашей в Ташкенте. Вдруг она окажется в Москве? Решил пригласить ее, чтобы не быть на свадьбе сирым холостяком – не везти же в Тулу свой самовар.
В оставшееся до свадьбы время Николай не изменил себе и проводил его как всегда – ничуть не прощаясь с холостой жизнью, как некоторые женихи, с грустцой и отчаяньем, –эх, пропадай, мальчонка! –Мне везло, и несколько раз я оказывался с ним. Компанию нам иногда составлял Федор Михайлович, прилетавший в Москву из Северодвинска к Николаю по научным делам, связанным с работой над докторской диссертацией. Федор Михайлович несколько лет провел в плаваниях по многим морям механиком. Используя накопленный материал по отказам в судах, на которых плавал, защитил кандидатскую диссертацию и стал работать доцентом в вузе большого города на Севере. В свое время был в составе сборной четверки страны по лыжам, в эстафетной гонке на восемьдесят километров. Человек веселый, живой, темпераментный, чрезмерно увлекся празднованием побед, да и в будни, что уж говорить, что вместе с невероятными нагрузками в гонках, привело к инфаркту. С тех пор он трезвенник.
И вот мы дружеской тройкой направляемся в Сандуновские бани. Федор Михайлович, как ледокол, проламывается сквозь заслоны швейцара и гардеробщика с его извечным “свободных мест в бане нет “. Мы с Николаем в кильватере. За отдельную плату располагаемся в занавешенном белыми простынями шатре, отделенном от остального зала. В шатре мягкие диваны, покрытые свежими белыми чехлами, стол. На стол Федор Михайлович вываливает из большущей сумки дары Северного моря – рыбы в разных видах обработки, икру, водки, коньяки, минеральную воду. Как доценту с северной двукратной надбавкой к окладу, ему это по средствам и в удовольствие видеть выпивающих друзей, а самому под тосты довольствоваться минеральной водой. Подкрепив дух и тело, ведомые Федором Михайловичем,
