с тех пор прошло девять веков.
– Так вы, Яков, дворянин? Аристократ?
– Я новгородец, – усмехнулся Яков, – а в Новгороде или, по-нынешнему, в Себерии дворян как таковых нет. Есть, конечно, несколько княжеских родов. Например, князья Ижорские, и еще иностранные, по большей части европейские, дворянские роды. Вот, к слову, золовка у Полины Андреевны – баронесса фон дер Браге. Но с ней точно так же, как и со мной: род старый, из Дании, но давно обрусевший. Так что фамилия в большинстве случаев к этнической принадлежности – тем более к культурной принадлежности – отношения не имеет.
– Это вы меня нашли? – неожиданно сменила тему женщина. Голос у нее был слабый, с хрипотцой. Больной голос.
– Нет, сударыня, – покачал головой Яков, – вас нашли полицейские. Я приехал позже. Да, вот кстати! Совсем забыл. Это вам! – И он протянул ей пакет с гостинцами. – Тут, собственно, всякая ерунда… – добавил он, когда Полина Берг забрала у него апельсины и шоколад.
Апельсины были из Марокко и пахли совершенно восхитительно, а шоколад был местный, себерский, но, по мнению практически всех знакомых Якову женщин, если и уступал бернскому, то совсем немного.
– Спасибо, – поблагодарила Альв и даже попробовала улыбнуться, но ничего путного из этой затеи не вышло. – Я люблю апельсины. Это ведь апельсины, я права?
– Вы правы, – улыбнулась Полина Берг. – Очистить вам один?
– Нет, не надо, – чуть повела головой «найденыш». – Я просто хочу его понюхать…
Она взяла апельсин из рук доктора Берг и поднесла к носу. Похоже, запах цитрусовых ей действительно нравился. Она даже зажмурилась от удовольствия.
– Как хорошо!
Но хорошо или нет, ничего интересного из короткого разговора с Альв Яков не вынес. Девушка чувствовала себя плохо и, вероятно, поэтому была не склонна к долгой беседе. Яков лишь сумел убедиться в справедливости слов Полины Берг: «Найденыш» вела себя на редкость сдержанно и была вполне адекватна. Устойчивость ее психики к стрессу казалась просто поразительной, и, если не вдаваться в подробности, она отлично скрывала свою практически тотальную амнезию. Вот и все, что удалось узнать Якову тем вечером.
Суббота, одиннадцатое марта 1933 года
Ночь с пятницы на субботу Яков провел в раздумьях. Не то чтобы он не спал вовсе, но и не думать о сложившейся ситуации не получалось. Вообще-то колебания «на пустом месте» были для него не характерны, тем более в этом случае. Ему просто нечего было обдумывать – Яков знал правду практически с первого момента. Ну, пусть не знал наверняка, но уж точно догадывался, каким, в конце концов, окажется ответ. Оставалось лишь решить, что теперь со всем этим делать, но вот это у него как раз и не выходило. Он просто не знал, на что теперь решиться.
И все-таки ночь – какой бы мучительной она ни оказалась – не прошла даром. Осела муть, и появилась какая-никакая ясность во всем, что касалось сложившейся ситуации. Поэтому, отменив
