пытался умозрительно сравнить он два города.
Леви гулял по Манчестеру, впитывая в себя атмосферу этих улиц и зданий. Когда-то бывал Леви и в Лондоне, и теперь, гуляя по Манчестеру, он мог бы назвать его младшим братом английской столицы, так в его глазах они были похожи.
Небо посерело, а потом и почернело. Звёзд из-за нависших скучившихся облаков не было видно. Но вот, зажглись неоновые лампы, осветив здания,
улицы и всё действо вокруг вообще, превратив картинку города в ещё более привлекательную и интересную, чем она была днём. Над зданиями нависло медленно вращающееся Колесо обозрения, белоснежное и сияющее от множество зажжённых неоновых лампочек. Город не отпускал, хотелось испить, впитать встречу с ним как можно полнее, но свинцовая ночь накрыла небо, спина согнулась от усталости и Леви, к счастью запомнивший дорогу обратно по архитектурным ориентирам, заковылял к себе в Салфорд. Обратная дорога, как это зачастую бывает, оказалась короче и не подкосила уже измождённого ходьбой парня, который очнувшись от своих мыслей с удивлением стоял перед домом на Метёлочной тропе – Брум-Лайн – доме своего ночлега. Мистер Лайтнер уже ждал его. Он посадил его в машину и они поехали на соседнюю улицу в Дом Собрания- Бейт-Кнессет, чтобы вместе с другими людьми вновь раскачиваясь благодарить Хозяина Мироздания за всё и в том числе за хорошо пройденный и проведённый день. По возвращению на Метёлочную был горячий тыквенный супчик с подобием сухариков, таких мелких жёлтых подушечек, пережаренное мясо и картофель. Поднявшись в отведённую ему келью, Леви прилёг на топчанчик и нежно обволакивающий сон тотчас же забрал его с собой в своё непостижимое, немыслимое путешествие.
Миша Буров
Всё до боли знакомо, всё запылённо, законсервировано, как будто находишься в какой-то антикварной лавке старьёвщика на окраине большого города: пропылённые с осыпающейся штукатуркой дома, пропылённые улочки с асфальтом в широких глубоких трещинах, пропылённые деревья, через пыль которой недолгим летом проглядывает тусклый изумруд матовых листьев. Ленинский район, теперь Адмиралтийский, а в древности вообще финская деревня, губерния. Леви движется в сторону дома по Рижскому, потом отклоняется от курса, желая отклонится от шума проезжающих машин, от суеты, ища тишины, сворачивая на одну из Красноармейских улиц. Ноги плывут по асфальту, а глаза по стенам, крышам старых домов. Всё знакомо, ностальгично, печально. Симфония в камне, реквием человеческой жизни, как цветку, сумевшему пробиться сквозь толщу асфальта, но никогда не сумевшему расцвести, распуститься, ставшему серым и, в конце концов зачахнувшему.
По левую руку, по направлению к дому Леви, его глаза встречаются со знакомыми окнами. В окнах горит приглушённый свет. Окна большие, но немытые, занавески за стёклами выгоревшие, смятые. Чьи эти окна?
В голове всплывают воспоминания бурных веселей праздненств. Миша Буров! Да, там жил Миша Буров со своей женой Ириной. У них, вроде была
дочь, но их обоих или от
