ты читать умеешь?
Конечно, умеет. Надя выучила буквы уже давно. Но не по книжкам, что ей настойчиво совали – сначала мама, потом бабушка. Выучила сама, разглядывая цветные слова из викторины, которая вечером шла по телевизору пестрым журчащим фоном, пока родители ругались или смотрели каждый в свой телефон. Надя скользила взглядом по экрану, по ярким квадратикам с буквами, и слушала закадровый голос. Буквы сходились воедино со звуками и постепенно врастали в сознание. Сначала были накрепко связаны с первичными, викторинными цветами. Но потом стали наполняться другими образами. «М» – золотистая, как мамины волосы. «Л» – лето, синее летнее небо, синяя лейка, которая с мая по август стояла на цветастом подоконнике из дома напротив. «Р» – песочная теплая Ривьера с рекламного плаката недалеко от поликлиники. «Х» – нечто фиолетовое, трупное, потому что именно такими были круги под глазами умирающего Харви из сериала «На краю сна».
А через два дня Надя признаётся, что умеет еще и считать.
Это получается нечаянно. Бабушка опять отняла коробки с пуговицами. Убрала на полку. А Надя на этот раз решила не сдаваться: незаметно подтянула к шкафу трехступенчатую стремянку. Стремянка была тяжелой, но Надя справилась. Пока тащила ее по коридору, неотрывно смотрела на верхнюю ступеньку, где было три ржавых пятна. Наде все казалось, что эти пятна – силуэты вышедших из подъезда в зимний вечер людей. Семьи́. Родители сгорбились от мокрого холодного ветра и разошлись в разные стороны, к краям, а маленькое пятно посередине – это их ребенок, оставшийся у дверей. Не знающий, куда идти.
Надя сумела достать заветные коробки. Но внутри одной из них произошли изменения.
– Здесь было семнадцать маленьких круглых пуговиц. А теперь шестнадцать, – говорит она, дрожащими руками протягивая бабушке открытую коробку.
Недостающая маленькая круглая пуговица нужна позарез. Срочно нужна. Надя уже чувствует где-то в груди пульсирующий жар восходящих слез.
Бабушка растерянно смотрит в коробку несколько секунд.
– Так я ее… дяде Олегу на рубашку пришила. У него оторвалась. Да не расстраивайся ты так, я тебе другую дам… Погоди-ка, а ты что? Уже и считать научилась? Вот молодчина! Я так и знала: со мной ты не пропадешь.
Другую маленькую круглую пуговицу Наде так и не дали. Но это еще не самое страшное. Несколько месяцев спустя умеющую читать и считать Надю записали в школу. В самую обычную школу, для обычных детей. В ту самую, в которой работала бабушка.
В апреле Надю отвели на «собеседование». Бабушка крепко держала за руку и всю дорогу повторяла: «Антонине Илларионовне нужно улыбаться», «хлопать себя по щекам в ее присутствии нельзя». Надя молча тащилась на полшага позади. Чувствовала, как ужас все больше вмерзает в мысли, все дальше утягивает за собой в ледяную скважину. Медленно сжималась в комок.
– И не напрягайся так, – добавила бабушка. – Веди себя естественно. Я сказала, что ты умненькая милая девочка. Не подведи меня.
Утро
