он встанет рядом с Еленой, моей женой, – подумал Менелай, – то они составят самую прекрасную пару, которую когда-либо видели на земле».
Когда Парис вышел из купели с заблестевшими после расчесывания золотыми кудрями, слуги поставили для него кресло рядом с Менелаем и пододвинули небольшой столик. Девушка принесла кувшин с водой и наполнила серебряную чашу для омовения рук. Резчик положил перед путешественником куски мяса, а старый слуга ржаной хлеб, сыр, рис и тому подобные припасы из кладовых. Другой принес золотые кубки и чашу с вином, разбавленным водой. Царь вкушал со своим гостем и вскоре был очарован изяществом молодого человека и низкими нотами его музыкального голоса.
– Ты должен спеть для нас после трапезы, – сказал он. – Если твое умение играть на кифаре соответствует твоему голосу, мы сочтем, что нам и в самом деле улыбнулась удача. Наш певец стар, и царице наскучили его песни, поэтому она не выходит из своих покоев. А без нее тоска опускается на пиршественный зал.
– Я имею некоторый навык в музыке, – признался молодой человек. – Более того, Гектор, мой брат, заявляет, что я трачу слишком много времени на кифару и пренебрегаю оружием войны. Я – очень даже неплохой стрелок из лука, но дело в том, что я вырос в горах и действительно не обучен владению копьем или мечом.
– У каждого свой дар, – заметил царь-воин с умеренным презрением.
– Так оно и есть, – ответил Парис искренне. – Дар Гектора – мастерство в войне. Мой – лишь любезность и красота, и все же не стоит презирать того, что не достигается практикой, а исходит непосредственно от благословения богов. Никто не может завоевать то, чего ему не дано.
– Дары богов – самые лучшие достоинства, – автоматически отозвался царь, но его взгляд был устремлен на дверной проем, где слабая суматоха слуг отметила появление его жены.
Хорошенькая девушка пододвинула кресло к очагу, а другая наклонилась, чтобы поправить мягкий коврик перед ним. Третья вкатила серебряную корзину, поперек которой лежала ручная прялка с ярко-синей шерстью для прядения. Позади всего этого шествовала госпожа – Елена. Менелай перевел взгляд на своего гостя, ожидая восхищенного вздоха, каким обычно незнакомцы приветствовали ослепительную внешность самой красивой женщины на земле. Губы Париса и впрямь приоткрылись и слегка зашевелились, но он не издал ни звука. Менелай, пораженный обаянием внезапной улыбки Париса, не заметил, что и Елена слегка вздрогнула при виде такого красивого молодого человека. И конечно, он не мог услышать голос Афродиты, который отчетливо звучал в ушах Париса: «Ты получишь в жены самую красивую женщину в мире».
Парис взял кифару, чтобы спеть песню для Елены, а ее муж был доволен, что этим вечером его жена задержалась с ними в зале. В последующие вечера она снова оставалась допоздна, а Парис тем временем очаровывал ее шепотом и взглядами, интонациями своего голоса, когда пел для нее, украдкой касаясь ее руки. У Менелая, довольного веселым обаянием своего гостя, и в мыслях
