в соответствии с которой появление интеллектуальной обработки информации предопределено. Это телеологическая отсылка Франка Типлера к его более поздней работе о точке Омега – проекции, согласно которой разумная жизнь вбирает в себя всю материю во Вселенной, приводя к космологической сингулярности, которая, как он утверждает, в будущем позволит воскрешать мертвых.
– Такая идея стала откровением для меня, – сказал Андерс. – Эта теория полагает, что в конечном счете жизнь будет контролировать всю материю, всю энергию и сможет обрабатывать бесконечные объемы информации – потрясающая идея для одержимого подростка. И я понял – это именно то, над чем стоит работать.
Именно эта мысль, по его словам, и стала переломным моментом в его становлении как трансгуманиста. Если наша главная цель – населить Вселенную, тем самым увеличив объемы обрабатываемой информации, нам просто необходимо осваивать дальние уголки космоса и жить как можно дольше, а это невозможно без искусственного интеллекта, роботов, космических колоний и многого другого, о чем Андерс читал в научно-популярных книгах местной библиотеки.
– Какова ценность звезды? – спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Звезда интересна сама по себе, если она у вас только одна. Но если у вас их триллионы? Честно говоря, все они довольно похожи. Здесь очень мало структурной сложности. Но жизнь и, в частности жизнь каждого, – очень разнообразна. И у вас, и у меня – собственные судьбы. И, если мы вдруг перезапустим Вселенную, вы и я в конечном итоге будем иметь совершенно разные жизни. Наша уникальность – в опыте, который мы накапливаем. Вот почему так трагична потеря личности, потеря уникальности.
Идеи о превращении человеческого разума в программное обеспечение, а человека – в чистый разум, который распространится по всей Вселенной, играют центральную роль в преодолении человеческих ограничений. Сейчас Андерс сильно отличался от той устрашающей священнодействующей фигуры из документального фильма. Он выглядел не только старше, но и более человечно – как человек, одержимый страстью стать машиной.
Но его взгляды на будущее были для меня слишком странными и пугающими – гораздо более отталкивающими, чем какое бы то ни было из существующих религиозных течений, которые я не разделяю. Идеи Андерса пугали меня тем, что технические средства для их реализации были теоретически допустимы. Нечто внутри меня испытывало интуитивное отвращение, даже ужас от перспективы стать машиной. Мне кажется, что говорить о колонизации Вселенной, о том, чтобы Вселенная служила нашим целям, – это примерно то же самое, что с нашей человеческой настойчивостью пытаться придать хоть какой-то смысл бессмысленному. Я не мог вообразить большего абсурда, чем стремление найти смысл в пустоте.
Серебряный кулон Андерса, так похожий на католические медальоны и придающий религиозность его образу, на деле был памяткой с выгравированным завещанием по заморозке
