Чуешь, Боцман?
– Не…
– Дороги перекрыты российскими оккупантами. Однако есть договоренность с террористами. Вы сейчас колонной будете выходить от наших позиций к позициям сепаратистов. Вам необходимо намотать на головы белые повязки. Раздайте.
Рядовые побежали вдоль строя, раздавая простыни каждому пятому зеку.
– Разрезать, раздать каждому. Надеть повязки на голову, повторяю!
Зеки начали рвать руками белые полотнища и раздавать по строю.
– Напоминаю, что там, – лейтенант ткнул куда-то в сторону Луганска. – Террористы, чеченские и осетинские наемники, им ваша жизнь – заработанный доллар. Вас там будут расстреливать. Желающие остаться – шаг вперед.
Из строя вышло еще десять человек. Одного Боцман знал, молодой парень, сел за аварию. Набухался, поехал кутить дальше. Въехал в остановку. Убил одного человека, пятерых просто инвалидами сделал. Все бы и ничего, да погибшая мало была беременна, так еще и невестка харьковского депутата. Вот и дали трешечку. Легко отделался.
– Сто двадцать три осталось, – спокойно резюмировал лейтенант. – Налево!
– Отставить! – из-за спины лейтенанта появился майор. – Что, сынки, неохота Родине послужить? Понимаю, страшно. А грабить не страшно было? Убивать не страшно было? Вы же твари, поганые твари. Отбросы.
Майор шагнул к строю, медленно пошел вдоль стоящих по стойке «смирно» зеков. От него пахло застарелым перегаром.
– Шо, мрази, по домам захотелось? А когда божьи заповеди нарушали, не боялись? Не убий там, не укради, а? Вас, сук, расстреливать надо. На площадях. Как при Сталине! Чтобы не мера наказания была, а мера социальной защиты!
Последние слова он выкрикнул на фальцете.
– Сука, Родина в опасности, а вы тут… – майор заорал на Хохла.
– Ты меня на понт не бери, гражданин начальник, – ухмыльнулся зек и длинно сплюнул на ботинок майора. – Я и не такое слышал от гражданина воспитателя.
– Ты сейчас у меня услышишь, ты сейчас услышишь… – майор побледнел, резко развернулся и рявкнул на лейтенанта. – Бегом выполнять приказ!
– Налево!
Тюрьма хоть и похожа на армию, но это не армия. Поэтому и повернулись все налево, но, не щелкая каблуками. Так с ленцой.
Грязь февраля пятнадцатого…
Вроде бы и зима, даже снег местами лежит. И пар изо рта есть и небо низкое. И солнце сквозь рваные раны облаков не греет. Но вот шагаешь, ступаешь на обмерзшую землю, глина хрустит, ты проваливаешься в жижу по щиколотку, она заливается в низкие бутсы, холодом тянет до пяток, потом до пальцев, они немеют. Ноги до колен превращаются в колодки, обтянутые ошпаренной кожей. Но идти надо. Потому что вот тот пацан, который решил сесть, снять ботинки и выжать коричневым свои носки, получил пинок по спине и прикладом по затылку. От удара прикладом по затылку потерял сознание, потекла кровь из носа.
Когда зеки остановились – молча, не понимая, что происходит, – над
