как отважные поступки есть ее динамическое проявление. По-настоящему храбрый человек всегда спокоен, его никогда не застигнуть врасплох, ничто не тревожит безмятежности его духа. В пылу битвы он остается хладнокровным, в разгар бедствия он сохраняет душевное равновесие. Землетрясения не колеблют его, над бурями он смеется. Он восхищает нас как поистине великий человек, который перед грозным лицом опасности или смерти хранит невозмутимость, который, например, может написать стихотворение, вопреки нависшей угрозе, или напевать песню в ожидании гибели. Когда человек может позволить себе это, не выдавая смятения ни в письме, ни в мыслях, тогда мы видим неоспоримое доказательство великого характера – того, что мы зовем широким умом (ёю), где всякая новая мысль найдет себе место, не испытывая при этом ни давления, ни тесноты.
Рассказывают о том, как великий строитель токийского замка Ота Докан пал пронзенный копьем, а его убийца, зная любовь своей жертвы к поэзии, сопроводил удар двустишием:
Трудно в такие мгновенья
Сердцу прощаться с жизнью!
На что умирающий ответил:
Если оно не умеет
Быть равнодушным к жизни.
В храброй натуре присутствует даже некий спортивный момент. То, к чему обычные люди относятся серьезно, для храбреца может быть игрой. Поэтому в старину нередко бывало, когда две воюющих стороны обменивались остротами во время боя или пускались состязаться в красноречии. В битве побеждала не только грубая сила, но и интеллект.
Такова была битва, которая произошла на берегах реки Коромо в конце XI века. Армия Востока была разбита наголову, ее вождь Садато бросился в бегство. Ёсиэ, полководец вражеского войска, преследовал его по пятам и крикнул, нагоняя: «Позор для воина показывать спину врагу!» Садато остановил лошадь. Тогда победитель произнес на ходу придуманную строку: «В клочья разорвана основа ткани» («коромо» также означает и «ткань»). Едва только слова слетели с его губ, побежденный, но не устрашенный воин закончил их: «Ведь время истрепало ее нити».
Ёсиэ, который все время держал лук туго натянутым, вдруг отпустил тетиву и повернулся к несостоявшейся жертве спиной, предоставив Садато идти на все четыре стороны. Когда Ёсиэ спросили, почему он так странно поступил, тот ответил, что не смог опозорить человека, который сохранил присутствие духа даже во время лихорадочной погони.
Печаль Антония и Октавия по поводу смерти Брута свойственна всем храбрецам. Кэнсин, четырнадцать лет воевавший с Сингэном, услыхав о смерти своего давнего недруга, громко разрыдался, так как потерял «лучшего врага». Тот же Кэнсин оставил достойный пример на все времена тем, как он поступил с Сингэном. Владения Сингэна находились в гористой местности, довольно далеко от моря, и вследствие этого зависели от поставок соли из провинции Ходзё на Токайдо. Властитель Ходзё, желая ослабить его, не вступая с ним в открытую войну, перекрыл все пути подвоза этого важного продукта. Кэнсин, услышав, в каком трудном положении оказался его враг, и имея возможность добывать соль на морском берегу в собственных владениях, написал Сингэну, что повелитель Ходзё совершил подлый поступок и хотя он (Кэнсин) находится с Сингэном в состоянии войны, он приказал своим подданным доставить ему соль в достаточном количестве, �
