моче и другие симптомы указывали на то, что преэклампсия появилась уже давно, а это увеличивало риск ее развития в эклампсию. Артериальную гипертонию вроде бы удалось взять под контроль… но только за счет более сильных препаратов, чем те, которые поначалу собирались назначить ей врачи.
– Добавим к этому, – продолжил доктор Дайнз, – что у нее маленький таз, а это чревато осложнениями даже при обычных родах. И мышечная ткань шейки матки, которая должна размягчаться в преддверье родов, по-прежнему жесткая. Я не верю, что шейка сможет достаточно раскрыться, чтобы пропустить плод.
– А младенец?
– Нет никаких свидетельств врожденных дефектов, но некоторые анализы свидетельствуют о тревожных отклонениях. Мы все узнаем, когда увидим ребенка.
Укол ужаса пронзил Целестину, когда ей не удалось подавить образ чудовища, полудракона, полупаука, растущего в чреве ее сестры. Она ненавидела ребенка, зачатого от насильника, и ненависть эта страшила ее, ибо на младенце никакой вины не было.
– Если ночью ее кровяное давление стабилизируется, я хочу, чтобы в семь утра ей сделали кесарево сечение. После родов угроза эклампсии полностью отпадет. Я бы хотел передать Фими доктору Аарону Калтенбаху. Он – первоклассный акушер.
– Разумеется.
– Разумеется, я тоже буду присутствовать при родах.
– Я вам очень признательна, доктор Дайнз. За все, что вы сделали.
Целестина, сама едва шагнувшая в мир взрослых, притворялась, что крепкие плечи и жизненный опыт позволяют ей выдерживать эту ношу. На самом деле непомерный груз гнул ее к земле.
– Иди домой. Поспи, – предложил доктор Дайнз. – Ты ничем не сможешь помочь своей сестре, если сама окажешься на больничной койке.
Она осталась с Фими, пока та обедала.
Девушка на аппетит не жаловалась и вскоре после обеда заснула.
Дома, позвонив родителям, Целестина приготовила себе сандвич с ветчиной. Съела четверть. Дважды куснула круассан с шоколадом. Добавила ложечку орехового мороженого. Вкуса не почувствовала. Все казалось пресным, как больничная еда Фими, каждый кусок застревал в горле.
Не раздеваясь, Целестина плюхнулась на покрывало. Хотела немного послушать классическую музыку, а уж потом идти чистить зубы.
Тут до нее дошло, что радио она не включила. Но она заснула, прежде чем успела потянуться к радиоприемнику.
Седьмое января, четверть пятого утра.
В Южной Калифорнии Агнес Лампион снится ее новорожденный сын. В Орегоне, мучаясь от кошмара, Каин Младший во сне произносит имя, а детектив Ванадий, который ждет у кровати, чтобы сообщить подозреваемому о дневнике его погибшей жены, наклоняется вперед, чтобы не пропустить ни единого звука. При этом четвертак не останавливает своего движения по костяшкам пальцев правой руки.
В Сан-Франциско зазвонил телефон.
Перекатившись на бок, Целестина Уайт в темноте нащупала трубку только после третьего звонка. «Алле» наложилось на зевок.
– Приезжай
