президент сообщает, что посылает Маршалла и Гопкинса в Лондон для того, чтобы они объяснили ключевые моменты плана высадки через Ла-Манш. «Я надеюсь, что Россия воспримет этот план с большим энтузиазмом, и хочу просить Сталина немедленно направить двух специальных представителей (Молотова и командующего ВМФ) для встречи со мной». В письме Черчиллю от 3 апреля Рузвельт пишет: «Как там Гео (Маршалл) и Гарри (Гопкинс)? Маршалл объяснит вам, чем заняты мое сердце и мысли. Оба наших народа требуют открытия фронта, чтобы ослабить давление на русских, а наши люди достаточно разумны, чтобы видеть, что на сегодня русские уничтожают больше немцев и немецкой техники, чем вы и я, вместе взятые. В любом случае, это будет иметь большое значение, даже если окончательная цель не будет достигнута».
Не дожидаясь детального анализа операции через Ла-Манш с точки зрения ее военной целесообразности и как только Британия согласилась обсудить проект операции, Рузвельт тут же сообщил об этом Сталину, понимая, какие надежды возлагает маршал на эту операцию. Подобная поспешность объяснялась серьезной причиной. Рузвельт надеялся, что, оказывая помощь советскому правительству в столь жизненно необходимом вопросе, ему удастся обойти вопрос, связанный с советскими границами, который уже поднимался во время визита Идена в декабре прошлого года в Москву и теперь вновь начал активно муссироваться.
Напомним, что Идеи пообещал Сталину, что обсудит с американским правительством и правительствами доминионов требование Советского Союза о признании советских границ. Молотов не дал возможности Идену отложить решение этого вопроса. Едва министр вернулся из Москвы в Лондон, Молотов тут же напомнил ему о данном обещании. Черчилль в это время все еще находился в Соединенных Штатах, на отдыхе во Флориде. 8 января 1942 года премьер-министр написал Идену из Америки:
«Присоединение государств Балтии к России против воли народа будет противоречить всем принципам, за которые мы сражаемся в этой войне, и пойдет вразрез с нашими устремлениями. Это же относится к Бессарабии и Северной Буковине и, в меньшей степени, к Финляндии, которая, я полагаю, не намерена безоговорочно присоединиться к России.
…В любом случае, до проведения мирной конференции и речи не может идти о признании границ. Я знаю, что президент Рузвельт придерживается моей точки зрения и несколько раз выражал согласие с нашей жесткой позицией, выработанной еще в Москве».
Зато не успокаивался Хэлл. Он знал, как сильно может отозваться любое намерение советского правительства на желании русских бороться до конца. В любом случае, он понимал, что по-прежнему необходимо оказывать давление на Черчилля и военный кабинет, невзирая на усилия, идущие из Москвы. Поэтому 4 февраля Хэлл направил президенту еще одно послание, где вновь привел четыре причины, почему он считает все соглашения военного времени, касающиеся территориальных притязаний, трудновыполнимыми. В отличие от Атлантической
