дома. Со своим же братом эмигрантом играть было невозможно по причине отсутствия средств. Возникла необходимость менять профессию. Дядя Костя так и поступил. Кем он только не был! Состоял в греческом похоронном бюро в качестве мортуса[7], торговал арбузами и дынями, варил халву, служил полотером… Вскоре он уехал из Турции сначала в Югославию, а оттуда в Болгарию. Но и тут удача ему не сопутствовала. В конце концов вместе с неким сотоварищем по прежней шулерской жизни, случайно встреченным в Пловдиве, он решил отправиться на Ближний Восток, а именно в Багдад, где в ту пору стояли английские оккупационные войска и можно было неплохо поживиться на игре. Так, во всяком случае, уверял товарищ. Однако по прибытии в Багдад их моментально арестовали по причине отсутствия виз. В тамошней каталажке оба были крепко избиты, отчего товарищ, обладавший хрупким здоровьем, скоропостижно скончался, и полиция, опасаясь разбирательства, срочно переправила дядю Костю через иранскую границу. В Тегеране нравы оказались еще круче, чем в Багдаде. Визы нет, денег нет – и жизни нет. Дядя Костя совершенно случайно, поставив на кон золотой нательный крестик – единственную ценную вещь, которая у него оставалась, – выиграл в покер у английского купчины два фунта. За один фунт он купил себе загранпаспорт на имя какого-то армянина, подданного СССР, а на остальные деньги еды и билет на пароход, курсировавший от Бендер-Шаха до Баку. Пограничный контроль он прошел без проблем, однако прекрасно понимал, что выдавать себя за Тиграна Азаряна в городе, где каждый второй житель – армянин, крайне опасно. Поэтому подозрительный документ он выбросил. Поболтавшись с неделю по Баку, он сумел разжиться кое-какими деньжонками, опять же благодаря ловкости рук, затем явился в отделение милиции, где, сообщив, что он, командированный из Москвы Константин Георгиевич Рысаков, потерял свои документы, за мзду получил справку, удостоверяющую личность.
Пару лет он колесил по стране, занимаясь привычным промыслом, но работать становилось все труднее. Несколько раз его забирала милиция, и после небольшой отсидки он решил завязать с прошлым по причине преклонных лет и осесть где-нибудь в тихой заводи.
На дворе стоял тридцать первый год. Вся Россия, взбаламученная коллективизацией и индустриализацией, казалось, сдвинулась с исконных мест и устремилась неведомо куда. Дяде Косте было не привыкать. Очередная волна жизни прибила его к Соцгороду, месту, по мнению дяди Кости, вполне для него подходящему. С тех пор он и обитал на главной стройке пятилетки, служил сторожем, время от времени поигрывал в картишки, исключительно для того, чтобы не потерять квалификации, и был весьма уважаем местными фармазонами и щипачами. С Фужеровым он случайно познакомился пару лет назад, вначале сдал ему угол, а после, почуяв родственную душу, предложил совместное проживание и ведение хозяйства.
Оба старика как нельзя лучше подходили друг к другу. И тот и другой по натуре прожженные авантюристы, прошли, что называется,
