люди Вильгельма сражались в 1066 г. Точно так же в 912 г. они одержали верх над растерявшими свою доблесть франками и порабощенным населением северной части римской Галлии, которая с тех пор носит название Нормандия.
Норманнам удалось подчинить себе конкурирующие племена готических народов не только в силу своей исключительной храбрости и военной дисциплины. Они интуитивно оказались готовы понять и принять более высокую культуру народов, с которыми столкнулись. Так, герцог Ролло и его соотечественники из Скандинавии с готовностью приняли религию, язык и другие атрибуты цивилизации, которые новая династия Капетингов во Франции, в свою очередь, унаследовала в те суровые и беспощадные времена от империи Карла Великого и Римской империи. «Они приняли обычаи и то бремя обязательств, которое накладывали на них капитулярии императоров и королей. Но сами внесли в выполнение этих законов тот дух жизнелюбия и свободы, привычку к повиновению на поле боя и готовность стать частью политической системы, в которой безопасность всех сочетается с независимостью каждого».[2]
Они были носителями подлинно рыцарского духа, ревностными защитниками религии, создали настоящий культ поклонения женщине знатного рода, являлись истинными поклонниками нарождающейся поэзии, демонстрировали (пусть это утверждение и спорно) определенный вкус, как в создании архитектурных шедевров, так и в организации пышных празднеств, – одним словом, нормандцы были паладинами нового мира. Их лучшие качества нередко затмевались такими особенностями характера, как высокомерие, безжалостность, жестокость, оскорбительное неуважение к образу жизни, правам и чувствам тех, кого они считали низшими классами человечества.
Постепенное смешение с саксами смягчило эти грубые и неприятные черты национального характера. Взамен же более флегматичные саксы получили изрядную долю характерной для завоевателей жизнеутверждающей властной энергии. Как справедливо признал Кемпбелл, «они подстегнули кровь в наших венах». До прихода нормандцев та роль, которую Англия играла в мире, была очень скромной, и без них страна никогда не смогла бы выбраться из рамок своей незначительности. Можно полностью положиться на авторитет Гиббона, который заявляет: «Несомненно, это Англия стала победителем после того, как была завоевана». Можно с гордостью принять и цитату француза Рапина, который более века назад, описывая битву при Гастингсе, говорит о ломке общества, вызванной этим событием, как «о первом шаге, после которого Англия взошла на высоту того величия и славы, свидетелями которых мы являемся в наше время».
Интерес к этой полной драматических событий борьбе, в результате которой Вильгельм Завоеватель стал королем Англии, еще более усиливается, если более подробно остановиться на личностях тех, кто тогда претендовал на корону страны. Претендентов было трое. Одним из них был зарубежный владыка с севера; вторым был зарубежный
