имею в виду.
– Ну, – пробормотал я, – если по духу…
Присесть я ему не предлагал, да он и сам понимает, чем именно я недоволен, потому так тянется и демонстрирует преданность и чинопочитание, будто старается рассмешить. Дальше я просматривал статьи молча, в носу зачесалось, чихнул, Лысенко тут же сказал с готовностью:
– Долгого здоровья, Борис Борисович!.. И крепкого!
– Спасибо, – пробормотал я.
– Это не простуда? – поинтересовался он. Сказал подчеркнуто серьезным голосом: – Кстати, новое и самое мощное средство от депрессии изобрели как раз российские фармакологи! Для поднятия общего тонуса достаточно трижды в день перед едой принимать по зеленому горошку и запивать ста граммами коньяка.
Я поморщился.
– Это вы все трое от гриппа лечились?
– Борис Борисович! – воскликнул он обрадованно. – Да там почти ничего и не было! Ведь стакан, наполовину заполненный водкой, оптимисты считают полуполным, пессимисты – полупустым, а русские – почти пустым, не так ли?
Я покачал головой.
– Это про тебя говорят: не так страшен русский танк, как его пьяный экипаж? Да, в России действительно только две беды, но каждый день разные… только пьянство неизменно.
– У нас климат таков, – сказал он убеждающе. – Северный! Пить надо, чтобы согреться. Для сугрева, как говорил мой прадед, а он прожил сто три года.
– А сейчас средняя продолжительность жизни по России, – напомнил я, – пятьдесят семь лет… Хотя по-прежнему отмороженных больше, чем ошпаренных. Особенности национального климата! Эх, Дима…
Он с самым сокрушенным видом развел руками. Красавец, атлет, штангист, на кой хрен ему эта пьянка, но с другой стороны: если не пить, то как бы и не русский, чуть ли не предатель, а то и в самом деле предатель, если точно не можешь предъявить бумаг с печатями, что у тебя полнейший цирроз печени, и пить никак нельзя… да и то найдутся друзья, что будут с упоением выкрикивать: и у нас цирроз, и у нас язва, и нам низзя, но мы же пьем?
Я отодвинул газету.
– Все отлично. Хотел бы придраться, да не могу.
Он заулыбался, бережно взял газету и свернул в рулон.
– Спасибо, Борис Борисович! Я уж думал, к чему-нибудь да прицепитесь. Должны были найти.
– Иди, – вздохнул я. – Ничего не могу добавить.
Он удалился, очень тихо притворив дверь. На лице вся та же растерянность, так и не понял, почему я ничего не сказал, как обычно, о вреде пьянства. Я сам не понял, но что-то зреет и во мне и в обществе, самому тревожно. На фоне этой надвигающейся грозы пьянство сотрудников в элитной крепости русского духа – мелочь. Вот-вот взорвется такое, станет не до пьянства.
Таймер перепрыгнул пару каналов и замер на передаче, где ведущий долго и со смаком разглагольствует об опасности возрождения русского фашизма. Дурак, о каком возрождении речь? Как будто русский фашизм хоть когда-то был! Немецкий, итальянский, польский
