футболистом.
Отец никогда не занимался мной. Он был тихий алкоголик: приходя с работы, молча пил пиво и уходил заниматься делами. Как правило, читал книги. До меня ему не было никакого дела. С его стороны не было ни отрицания, ни негатива. Я тогда даже не знал, кем он работал. Мы никогда не говорили об этом. Странно, наверное, что я не знал даже таких простых вещей. И это только подчеркивало степень его полнейшего равнодушия ко мне.
У меня было много друзей-мальчишек, с которыми я проводил все свободное время. И, конечно, я видел их отношения с отцами. Кого-то, как мне казалось, любили больше, кого-то меньше. Но любили. Я мечтал хотя бы о крохах душевной теплоты, которой не получал. Не говоря уже об отцовской поддержке и мужском воспитании. Хотя однажды на него что-то нашло – он поиграл со мной во дворе. Этот случай врезался в мою память как единственный в жизни акт нашего единения. Я мог бы обижаться и сейчас, но со временем понял одно: по-настоящему я никогда его не осуждал и не держал зла. Так получилось, что с детства и на всю жизнь у меня сформировалось позитивное мышление. Если у меня чего-то не было, это лишь означало, что я могу без этого обойтись.
Мною занималась только мама. Когда она стала судьей, мы переехали в Пестравку. Это небольшое село в сотне километров южнее Самары. Мама была судьей района, население которого едва насчитывало двадцать тысяч. По работе маме часто приходилось уезжать в город и задерживаться там. И я ждал ее каждый вечер. Так же незаметно, как сумерки сменялись темнотой, в меня закрадывалась тихая и необъяснимая тоска. Сидеть дома у окна становилось просто невыносимо. Я выходил к дороге и всматривался в темную даль: не идет ли? С одной стороны, я знал: она где-то рядом, скоро придет. Но это мама, и я тосковал без нее.
Однажды после школы мы с другом пошли в кино. Не помню, что это был за фильм – я никак не мог сосредоточиться на том, что происходило на экране. Мысли были где-то далеко, внутри нарастало беспокойство. Я сбежал на середине сеанса, спеша домой. Но и там не находил себе места. На улице громко лаяли собаки, срываясь в истошный вой. Громче, чем обычно, как мне казалось. Отца дома не было. Я метался по квартире. До рези в глазах всматривался в темноту пустой улицы. Только на этот раз к старому ощущению тоски прибавилась черная неистребимая безысходность.
На часах было уже глубоко за десять. Я заставил себя лечь в кровать. Но уснуть не мог. Поджал ноги, затаился, стараясь не дышать, и просто ждал. Темнота сжималась вокруг меня, а в ушах давило от стука бешено колотящегося сердца. Ближе к полуночи раздался стук в дверь. Пришли отец и три женщины – друзья семьи. Они плакали. Тем вечером мама пошла в школу на родительское собрание. Поднялась на этаж, зашла в кабинет, села на стул, и жизнь еще молодой женщины оборвалась. Кровоизлияние в мозг. Ей было 39 лет.
Работа всегда была важна для мамы. Вместе с судебной мантией на ее хрупкие плечи ложилась невероятная ответственность. Она пропускала через себя каждое рассматриваемое дело. От того так часто у нее болела
