осенние сумерки, и вместе с ними накатывается, совсем как будто бы неожиданно, первая кровавая волна террора.
Выстрелы… это в Сабанских казармах.
Выстрелы… это на Куликовом поле.
Крики… это уже совсем близко, где-то под самыми забитыми фанерой окнами.
Шаги бегущего человека. Топот боканч. Гортанный окрик… Режущий душу вскрик… И тишина…
Первыми жертвами стали просто случайные прохожие.
Дыша перегаром цуйки в лицо ошарашенного человека, солдаты даже как-то весело вопрошают: «Жидан? Жидан?» И, не дожидаясь ответа, прикладом ружья проламывают голову.
Кровь на брусчатке мостовых.
Кровь на синих базальтовых плитках тротуаров.
К утру 17 октября повсюду валяются трупы – на Пушкинской, где только вчера проходила торжественная встреча, валяется труп Якова Зильберберга с обрывком веревки на шее, на Новом базаре – трупы расстрелянных Виктора Гойхмана и Якова Нусиновича, а на Хмельницкой, возле ворот дома № 13, труп замученного Иосифа Гиммельфарба[3].
Да что же это такое? Как же это?
Почему на улицах трупы?
Ведь в город вошли не немцы, не гитлеровские людоеды. В Одессу вошли румыны, которые, как известно, «не убивают»!
«Румыны не убивают» – странный, ничем не оправданный этот миф существует более полувека. Нам приходится слышать «такое» даже сегодня в Израиле, за дружеским столом, из уст интеллигентных и безусловно порядочных людей. Евреев, между прочим.
«Да что вы, что вы! – говорят они смущенно, стараясь нас не обидеть. – Все, о чем вы нам здесь толкуете, касается только немцев. Румыны не убивали. Нам рассказывала об этом одна русская женщина, работавшая кухаркой в доме румынского офицера. Офицер, по ее словам, с большим уважением вспоминал о вожде румынского народа Антонеску, которого никоим образом нельзя было причислить к антисемитам».
Так что же – убивали румыны или не убивали?
И был ли Антонеску антисемитом?
Антонеску и его личные «жиды»
Как многие его коллеги – кадровые офицеры румынской армии, Ион Антонеску, несомненно, был антисемитом или, скорее даже, юдофобом.
К общепринятому в Румынии бытовому антисемитизму примешивалась его личная жгучая ненависть к евреям. Все его беды, все постигшие его несчастья были связаны с «жидами» – именно так он имел привычку называть евреев.
Во всем виноваты были жиды.
Начать с того, что когда-то, в начале века, отец его бросил семью ради жидовки по имени Фрида Куперман. Эта наглая женщина сменила свою жидовскую кличку на звучную фамилию Антонеску и ни за что не желала расставаться с ней после смерти мужа[4].
Да и в дальнейшем судьба, словно издеваясь над Антонеску, всякий раз «подсовывала» ему жидов.
Непрезентабельный рыжий и прыщавый юноша, он дважды пытался устроить свою личную жизнь. И оба раза помолвки расстроились.
Все, приведенные здесь и далее зверства оккупантов, подтверждаются свидетельствами очевидцев и актами Чрезвычайной государственной комиссии. Архив института «Яд-Ва-Шем» и личный архив авторов.
