чего-нибудь поинтереснее. Нет, «Мартини» этого, одеколонистого, не хотелось, лучше воды и так голова с утра будет тяжёлая, хорошо – воскресенье.
Я выглянул в окно просто так, не думая увидеть там Илью. И увидел, как подъехал мотоцикл, как соскочила девочка, роняя шлем, плеснув длинными волосами, как бросилась на шею Илье… Не представляю, чтобы ко мне на шею кто-нибудь так бросался, прямо завидно…
Но и не представляю, чтобы я кого-то так обнял и прижал к себе, как это сделал он. Мне кажется, я отсюда слышу, как стучат их сердца, хотя не вижу толком даже их лиц. Надо привести какую-нибудь, чтобы окна хоть помыла здесь, развели грязищу…
Я вернулся в спальню, презервативов теперь хватит на любой марафон… И эта картина на ночной улице волнует и возбуждает моё воображение. Может приведёт сюда, хоть рассмотреть её, в кого он так втрескался смертельно… Наденька или Настенька замурчала сладко, просыпаясь от моего прикосновения…
– Май…
Я обнял её, прижимая лицо к её головке. Аромат твой… как я выдержал так долго без тебя?!
– Ю-Юшка…
Он, он, мой Ю-Ю! Вот такой, тёплый, твёрдый и такой мягкий, волосы твои прохладные и горячие у головы… Ю-Юша…
Но он наклонился, собираясь поцеловать меня, нет-нет, Ю-Ю…
Она отстранилась от моего поцелуя. Не зря так ныло сердце со сна…
– Подожди, Илья… Я…
Она назвала меня Ильёй, второй раз. Никогда не называла… Я всё уже понял… И я жив? Ещё жив? Май, не говори, пусть этого не будет. Пусть это останется сном… Тем кошмарным, проклятым сном, что я не досмотрел, когда вскинулся на твой звонок. Я видел всё во сне. Всё видел… Господи…
Я выпустил её из ослабевших рук. Ноги еле держат…
– Не надо, не целуй. Я… не могу… Я тебе изменила. Изменила тебе, слышишь?!
Вот всё… воткнула нож. По рукоять. Что, сердце ещё бьётся?..
– Ты… не любишь меня больше? – спросил я без голоса.
– Люблю! Люблю! – она замотала головой. – Всегда буду любить! Так люблю, что… нельзя дышать… Но…
– Значит, его ты не любишь.
– И его люблю… – глаза огромные какие…
– Так не бывает, – превозмогая боль, говорю я, может ещё одумается? Ну, опомнись! Опомнись! Вот же я!
– Знаю… и не знаю… Я не знаю, как это… – и заплакала, прижав ладошку к лицу, зажимая рот.
– Не надо, – я обнял её. Маленькую глупую девчонку.
– Ю-Юшенька… я не могу жить без тебя. Не смогу никогда. Но…
– Всё, не надо, не надо, Май… – я целую её волосы, тёплая макушка… – не плачь. Что ты…
– Я не знаю, как я…
– Я знаю, – сказал я. – Я встал между вами, ты всегда лю… его… любила его… Я так боялся, что… Но это… неизбежность.
Она плакала долго, прижимаясь ко мне.
– Ну, всё? – спросил я, когда она, чуть-чуть примолкнув, отодвинулась, вытирая лицо. – Всё, не плачь больше.
