и уехал в Царское село, предоставив действовать своему дяде. Тот не нашел ничего лучшего, как отдать приказ стрелять в безоружных людей, несших иконы и хоругви. После этого расстрела к Ники приклеилось малопочётное прозвище "Кровавый". Конечно, приказ отдавал не он. Он просто уехал. Уезжать, увиливать, отстранятся, уклоняться от принятия неприятных решений и вообще от любых неприятностей было очень типично для царя. Хотя это мало помогало и даже, наоборот, усугубляло ситуацию, так как, избежав одной неприятной проблемы, он тут же стакивался с другой, еще более неприятной. Спокойно просидев в Царском Селе и предоставив дяде принимать решение о расстреле демонстрантов, он затем столкнулся с комом проблем русской революции. После которой получил ещё одно прозвище – "Вешатель". Хотя вешал не он, вешал Столыпин, по предложению которого были созданы военно-полевые суды, рассматривавшие дела в ускоренном порядке. Да и повесили всего-то десяток тысяч бунтовщиков.
Самое скверное было то, что он ничему не мог научиться, продолжая вилять и увиливать, так и оставаясь всю жизнь Ники-дурачком.
Император надел шапку, нервно пригладил рыжеватую с небольшой проседью бороду и подкрутил кончики усов.
Никто не догадывался, что клинообразную бородку и закрученные на концах усы он завёл по примеру Наполеона Третьего. Когда в 1892 году родители прочили ему в жены французскую принцессу Елену Орлеанскую, он внимательно вновь перечитал историю Франции и восхитился решительностью, авантюризмом, напором Наполеона – теми качествами, которые у него, Ники, начисто отсутствовали.
Да … Hélène d'Orléans… вот уж была femme qui a du chien! Губки бантиком, высокая, стройная, и в тоже время в теле. Milk and roses, что называется…
Как и многим мелким мужичкам Ники нравились дамы высокие, представительные, крупные.
Ники прикрыл глаза, на его лице появилось мечтательное выражение.
Когда он ей по глупости отказал, ей сделал предложение герцог Кларенс, внук этой козы Виктории, но что-то у них не сложилось. Потом она ездила в Италию знакомиться с наследником Виктором-Эммануилом, но и там получилась незадача. В конце концов, вышла замуж за какого-то малозначительного герцога и живет с ним в Неаполе, родила двух здоровых сыновей. Двух сыновей… здоровых!
– Кхе-кхе, – кашлянул камердинер.
Ники встрепенулся. Они уже были возле Ламского павильона. На высокой липе возле забора сидела серая ворона, и, вытянув шею, вглядывалась вглубь огороженного пространства. В Петрограде было голодно, и птицы часто залетали в это место сада, где можно было найти еду. Несмотря на трудности с продовольствием в столице, лам продолжали регулярно кормить, и остатки зерна в их кормушках моментально расклёвывались пернатыми.
Царь быстро снял ружьё, пристроил к плечу приклад, тщательно прицелился и выстрелил. Длинный ствол выплюнул заряд дроби, от которой полетели в разные стороны перья, и ворона комом упала в сугроб. Ники отдал ружьё камердинеру и взял у него другое, заряженное.
