к вам можно? – поинтересовалась тетя Маша и вошла в комнату. – Там вас …. О господи! – воскликнула, прервавшись.
Испугалась, увидев мои многочисленные шрамы, повязки и лекарства на столе.
– Эка, как тебя посекло! – удивилась и вновь приложила платок к глазам. – Гляжу на тебя горемыку и думаю о своем Пашке. Не дай бог ему попасть в Афганистан, – призналась.
– Так вывели всех уже или вот-вот выведут, – попытался успокоить простую русскую женщину и мать офицера.
– Горбачев доведет народ до крайности, и начнем друг друга резать, – спрогнозировала она. – Там к вам пришла Настя. Ей машина нужна, – сообщила, наконец.
– Олег, сходи, пожалуйста, к Вадиму и съезди с ним. Может помощь потребуется, – предложил медбрату. – Вот, возьми деньги, – протянул пачку купюр.
Штаны не застегнул на верхние пуговицы, как советовал Терехов. Надел рубашку с галстуком, китель и вышел на кухню к хозяйке.
– Господи, красивый какой! – в очередной раз удивилась тетя Маша. – Вот мать бы порадовалась, – опять потянулась к платку.
Вернулись в нашу квартиру, где народу прибавилось. Многие приходили с цветами и, постояв у гроба, уходили.
Ко мне подошла жена. «Вероятно, теща сообщила по телефону о том, что я приехал», – предположил.
– Здравствуй Андрей. Приехал, значит. Мы опасались, что тебя не отпустят или, не сможешь, – тихо проговорила и замолчала, оглядывая меня.
– Здравствуй Света. Замечательно выглядишь, – поздоровался и признался.
Я нисколько не кривил душой. Моя жена, как всегда выглядела ослепительно. Несмотря на щедрые от природы данные, она всегда тратила много времени перед выходом на улицу. Тщательно продумывала свой внешний вид, наводила макияж, гладилась, а при необходимости мыла и сушила волосы. Даже наш брак не изменил ее привычек. Собираться с ней в гости было сущим мучением, при этом от меня постоянно требовалась положительная оценка каждого предмета ее туалета и если она замечала хоть тень сомнения в моем голосе, то неоднократно перепроверяла свой выбор и рассматривала другие варианты. Тем самым время нашего выхода в свет откладывалось на неопределенный срок.
– Как ты себя чувствуешь? – поинтересовалась, разглядывая костыли и перемотанную ступню.
– Нормально, – пожимаю плечами и кошусь в сторону гроба.
– Извини. Мне очень жаль, что так получилось с твоей мамой. Прими мои соболезнования, – поняла, что сейчас не время для светских разговоров. – Нам надо будет поговорить, потом, – добавила и отошла к своей матери.
Снова занял место у изголовья, опять вглядываясь в родное лицо и вспоминать. Мама ничего не говорила, но я чувствовал, что Светка ей не нравилась. Ей вообще не нравилась ни одна из моих подружек. Сначала она высказывала свое мнение, а потом замолчала. Наверное, обеспокоилась, что я из-за ее критики так и останусь холостым и не подарю ей внуков. Расписались мы со Светкой в то время, когда
