показавшуюся из-под повязки.
– Ты справишься, Ник. Все хорошо будет.
Кажется, Заневский и Валько сказали это одновременно.
И потекли долгие дни в комнате с белыми стенами. Браслет оказался не прикроватными наручами для пленения малость ненормального Стрижа, как поначалу нарисовалось Нику в воспаленном воображении, а весьма полезным пульсометром, избавлявшим от классики жанра «больной, просыпайтесь, пора пить снотворное». Сон был неприкосновенен, но распорядок дня в «ЗаВале» никто не отменял. И утро неизменно начиналось с букета цветов и Катерины, этот букет вносящей. Где ей удавалось добыть в февральской Москве ромашки и васильки – уму непостижимо, но Нику казалось, что он запомнил теперь каждую веточку, каждый листик, да на всю оставшуюся.
Вторым посетителем был Рыжик. В этой лавочке нашлась даже котейка, и даже котейка была как с Альфы Центавры – непуганая и мурчливая, мигом обшерстившая толстовку Ника в знак не то безусловной любви, не то заявления прав собственности на эту самую толстовку. Потом права на Ника заявлял Дэн, чаще – один, иногда с каким-нибудь врачом, представлявшимся то хирургом, то офтальмологом. Твердить попугаем, что ничего не болит – о, это получалось очень убедительно. Врачи уходили довольные и счастливые, но Дэн оставался. Дэн оставался надо-олго, ровно до того момента, пока Ник не начинал просить пощады.
Это было жестоко. Это было необходимо.
Это была муштра, которая смутно напоминала изучение английского в детстве.
Фокус на дальний угол комнаты. Зум. Резко переключиться на передний план. Сколько вен на моем запястье? Сколько лепестков у ромашки? Сохранить кадр. Нет, не через файл памяти, а скинуть прямо на карту в имплантах, минуя мозг и субъективность. Видеопоток… Мгновенно нагревается дорожка контактов, вшитых под кожей на виске, и Дэн тихо чертыхается на тему отечественных комплектующих. Тут же Нику выдается гипотермический пакет, и все повторяется по кругу. Доведение реакций до автоматизма – оказывается, редакция заплатила даже за это.
– Им надо было еще мозгов для этого всего прикупить, – выдыхал Ник в пустой комнате, оставаясь один на один с тарелкой супа.
Так начиналась вторая половина дня, комбинация сна, лежания под киберврачом и возни с Морем Ясным. С какого перепуга детвора признала в фотографе наставника (или главаря банды), так и осталось загадкой, но запертый в белых стенах Ник вдруг стал центром притяжения цвета и света. Сестренки оккупировали кровать, одеяло превратили в «фигвам», потому что слово «юрта» Моряне было не выговорить, а Нику воткнули перо. К счастью, за ухо и не за то, где наложили швы. Правда, сказать про индейцев Ник мог не больше, чем эти оторвы уже узнали из книжек, а за вопрос «где ваши куклы?» чуть всерьез не лишился скальпа.
– А давайте я расскажу вам про Север, – предложил фотограф, чувствуя себя Диком Сэндом и Жаком Паганелем разом. Ну то есть находящимся в плену аборигенов
