метрах в двадцати правее. Этейн украдкой втянула немного воздуха и снова сомкнула губы. Легкие горели, от напряжения на глаза навернулись слезы.
– Девуля… – Еще ближе. Сейчас наступит прямо на нее. – Деву-у-у-уля…
Этейн знала, что он с ней сделает, когда найдет. Если посчастливится, потом он убьет ее.
– Дев…
Призывы виквая прервало громкое влажное «хрясь». Он охнул, и «хрясь» раздалось снова – громче, резче и сильнее. До Этейн донесся болезненный вскрик.
– Сколько тебе повторять, ди’кут?[3] – Голос был другой: человеческий, с твердыми властными нотками. Хрясь. – Не трать. Мое. Время. – Новый удар, новый вопль. Этейн вжалась лицом в грязь. – Еще хоть раз напьешься, еще хоть раз станешь гоняться за женщинами, я рассеку тебя отсюда… и досюда.
Виквай завизжал. Это был дикий, нечленораздельный вой, который издает обезумевшее от боли животное. За свое короткое пребывание на Киилуре Этейн вдоволь наслышалась этих звуков. Затем наступила тишина.
Второго голоса она раньше не слышала, но это не имело значения. Она и так знала, кому он принадлежит.
Этейн напрягла слух, практически ожидая, что тяжелый сапог сейчас опустится на ее спину, но услышала лишь шорох и хруст стеблей под двумя парами ног, бредущих через поле. Удаляющихся от нее. Ветер доносил обрывки разговора: похоже, выволочка продолжалась.
«…намного важнее…»
Что именно?
«…позже, но сейчас, ди’кут, ты должен… понял? Или я рассеку…»
Этейн ждала. Наконец все стихло, остались только шелест ветра, шорох колосьев и трели земляного угря, ищущего подругу. Этейн позволила себе дышать нормально, но продолжала лежать лицом в навозе, пока не начало смеркаться. Теперь следовало уходить. Гданы скоро выйдут на охоту и будут прочесывать поля стаями. К тому же смрад, которого она от ужаса не замечала, теперь стал очень даже ощутим.
Девушка поднялась на локти, затем на колени и осмотрелась вокруг.
Зачем вообще кому-то понадобилось удобрять поле в конце лета? Этейн пошарила в карманах плаща в поисках платка. Найти бы ручеек, тогда она могла бы умыться. Она вырвала несколько стеблей, скатала в комок и, как могла, стерла с себя грязь и мусор.
– Эти растения слишком дорого стоят, чтобы использовать их таким манером, – произнес чей-то голос.
Этейн втянула в себя воздух, развернулась и увидела перед собой местного жителя в грязной спецовке. Он был худой, замученный и сердитый; в руках держал молотильный цеп.
– Ты знаешь, в какую цену идет это зерно?
– Простите, – сказала Этейн. Она осторожно сунула руку под плащ и нащупала знакомый цилиндр. Ей не хотелось открывать викваю, что она джедай, но если этот фермер подумывает сдать ее за пару буханок хлеба или бутылку урркала, лучше держать меч наготове. – Боюсь, выбор был между вашим барком и моей жизнью.
Поджав губы, фермер окинул взглядом раздавленные стебли и рассыпавшиеся зерна. Да, в ресторанах Корусанта
Идиот
