говорил о наслаждении, какое испытывает в беседе с живыми людьми – что редко выпадало на его долю, – о том, что за час такой беседы он охотно отдал бы всю свою чиновную карьеру; спрашивал, что нового в журналах, и объяснялся в любви к литературе. Любовь эта была безнадежна, потому что у него хватало времени лишь на то, чтобы разрезать новую книжку журнала и прочитать оглавление.
Вошел плотный, коренастый человек в сером парусиновом костюме, с великолепными рыжими баками, с густыми волосами, подстриженными ежом, и с выпуклыми крупными серыми глазами. Николай Алексеевич бросился в его сторону и зверски наскочил иа него.
– Что вам нужно? Оставьте меня в покое!.. Дайте мне хоть немножко подышать!..
Вошедший нимало не смутился и сказал весьма почтительным голосом, тыча ему под самый нос какие-то бумажки:
– Тут счеты, Николай Алекеенч. Кровельщик уже три дня ходит. Тараканщику за два месяца следует.
– Вот-с, всегда так! – обратился к нам с жалобой Погонкин. – Стоит мне только на минуту забыться, как этот господин прилезет со своими тараканщиками!.. Это, господа, радости моей жизни… Ну-с, сколько тут?
Он вырвал счеты из рук докладчика и швырнул их на стол, даже не заглянув в них.
– Кровельщику шестьдесят два рубля пятьдесят копеек, а тараканщику двенадцать рублей. – Погонкин подлетел к ящику стола, с грохотом выдвинул его, порылся, достал сторублевую бумажку и бросил ее рыжим бакенбардам.
– Только, пожалуйста, не забудьте принести сдачу, а то вы иногда забываете об этих пустяках…
– Мне странно слышать, Николай Алексеевич…
– Ладно. Чего ж вы торчите? Получили, ну, и убирайтесь!..
– Я еще хотел доложить, что дворник коломенского дома второй день пьянствует.
– Покорно вас благодарю. Кажется, это вы порекомендовали его?
– Прикажете прогнать его?
– Послушайте, Иван Иваныч! Хотите доставить мне истинное удовольствие? Так прогоните, пожалуйста, не только этого пьяного дворника, а… ну, хоть и себя самого прогоните!..
Иван Иваныч на это улыбнулся, как человек, привыкший к подобным выходкам своего начальника, и скромно вышел.
– Как? Разве вы и коломенским домом управляете? – спросил Куницын.
– Ах, голубчик, Антон Петрович! Я всем управляю, всем заведую, все делаю, на то я секретарь его превосходительства!.. Я не делаю только одного того, что мне хочется делать и что могло бы доставить мне удовольствие.
Это было сказано таким жалобным тоном, что Антон Петрович почел необходимым переменить разговор.
– Послушайте, Николай Алексеевич, вчера я был у Здыбаевских. Федор Михайлович обещал мне бутылку старого токайского вина, если я сегодня приведу вас к ним.
– Антон Петрович, вы знаете, что я блаженствую, когда бываю у этих прекрасных людей, но у меня целая куча дел.
