занимался солнечный, короткое лето – а других здесь, в кластере «Северо-Восток 2000 плюс», ждать не надо – выдалось жарким. И то хорошо, жар не якутский пар, как говаривал заведующий поселковой госпродлавки Иван Павлович. Он три года назад перережимился с «5000 плюс» и про якутский пар рассказывал, что это такой туман, который появляется, когда температура ниже 40 и от этого пара на лету замерзают птицы.
Иван Павлович, долговязый сухой мужик пятидесяти с небольшим лет, прожил под Якутском пять зим, потерял отмороженными три пальца на левой ноге и во вранье замечен не был.
Иногда, подвыпив, Иван Павлович вставал и, широко раскинув худые руки, показывал, как птица летит и вдруг – раз – и падает, околевшая от холода.
– Хрясь, Маркович, она оземь и разлетается на осколки, не соберёшь.
– Ужас, – покорно соглашался Давид Маркович и начинал собираться.
Эта пантомима означала, что друг устал и скоро будет спать.
Навстречу проехал новенький трактор. Красный, с жёлтыми иероглифами на двери кабины. «Верный братскому союзу», – автоматически прочел Давид Маркович. Китайский давался ему тяжело, но выбора не было. Конвенция требовала.
При воспоминании о Конвенции у Давида Марковича испортилось настроение. У него был самый бесполезный в его ситуации язык – немецкий. Немецкий – это кластер «100 плюс», совсем рядом с домом. Бывшим домом.
Там лето, к которому не надо привыкать. И там не надо учить китайский. Но туда не попасть. За несколько лет до Конвенции он, тридцатилетний журналист без постоянного места, нашёл работу мечты, как потом выяснилось, в сомнительном «средстве массового радиопрограммирования». Так было указано в его приговоре.
Он готовил тексты для новостей, которые читали ведущие. Тогда он завидовал ведущим, их известности, их знали все, и это было незаслуженно, они были глупыми и вальяжными, но их приглашали на вечеринки, им наливали вино и виски. Он хотел стать ведущим и стал бы.
Но потом, когда всех ведущих отправили осваивать мерзлоту в кластер «5000 плюс», Давид Маркович завидовать перестал, хотя там даже китайский был не нужен, там по Конвенции языком братских народов был принят русский.
– Ибу ибуди – хуэйдао муди[1], – пробормотал Давид Маркович, подходя к госпродлавке.
Слепень в очередной раз увернулся от ветки в руках человека и, устав, приземлился на табличку над дверью. Давид Маркович, автоматически отслеживавший траекторию своего назойливого спутника, отвлёкся от размышлений и посмотрел на место его посадки. Что-то было не так. Слепень сидел на высыхающей чёрной краске, которая сначала держала его за ноги, а потом, когда он, пытаясь взлететь, довёл амплитуду размаха крыльев до максимальной, прихватила и за них.
Сама табличка изменилась.
«СОДОМИТАМ ВХОД» было теперь написано на ней. Слово «ВОСПРЕЩЁН», что размещалось второй строкой, кто-то совсем недавно закрасил.
О не зря погибшем
Шаг за шагом можно достигнуть цели (
